В начале сентября японцы спешно перебросили в Шанхай с северокитайского фронта и из Тайваня, находившегося под японской оккупацией с 1895 года, солдат. Бои продолжались три месяца, китайские солдаты героически сопротивлялись, но у них не хватало ни оружия, ни патронов, ни снарядов. В воздухе господствовали японцы. Китайские кварталы были почти полностью разрушены, десятки тысяч ни в чем не повинных людей погибли. Помимо мирных граждан более 187 тысяч китайских солдат и офицеров пали в боях или были ранены в этом китайском Сталинграде (в среднем погибало по две тысячи военнослужащих в день!). И хотя Чан требовал, «невзирая на потери, защищать… позиции до последнего человека», ему пришлось признать поражение. В начале ноября 1937 года китайские войска численностью 400 тысяч человек оставили город. 11 ноября с криками банзай! (да здравствует!) его стали занимать японцы, завершившие оккупацию на следующий день. Бежать из Шанхая удалось и 350 тысячам горожан, но большинство мирных жителей этого четырехмиллионного города оказались в оккупации, в руках безжалостных врагов, установивших режим террора.
Японцы были обозлены: в боях за город погибло более сорока двух тысяч японских военнослужащих.
Накануне взятия города, правда, японское правительство, посчитавшее, что китайская армия уже не сможет оправиться, вновь обратилось к немцам (на этот раз и к послу в Токио, и к послу в Нанкине) с просьбой о посредничестве при мирных переговорах с Чан Кайши. Тактика Коноэ по-прежнему заключалась в том, чтобы после нанесения Чану ряда поражений склонить его к миру. И шанхайская победа была, разумеется, самой важной в этом стратегическом плане.
За неделю до падения города, 5 ноября 1937 года, немецкий посол в Китае передал Чану японские условия мира (автономия Внутренней Монголии, расширение демилитаризованной зоны в Северном Китае и Шанхае, прекращение антияпонской кампании, совместная борьба против коммунизма, понижение таможенных тарифов на японские товары и уважение прав иностранных подданных). Но Чан их решительно отверг. Ну что ж, японцы не настаивали: у них пока были силы для новых побед.
Поражение Чан Кайши на всех фронтах неудивительно. Несмотря на мужество китайских солдат и их численное превосходство (китайская армия насчитывала 2 миллиона 378 тысяч 970 военнослужащих, в то время как японская — несколько сотен тысяч)[70], они не могли одолеть врага не только на просторах северокитайской равнины, но и на узких улицах городов. По словам Цзян Вэйго, «в начале войны одна японская дивизия, вооруженная лучше <нас>, в полной боевой комплектации, с офицерами и солдатами, прошедшими хорошую и длительную подготовку, могла <успешно> сражаться против трех наших дивизий… Боевая мощь пятидесяти одной японской дивизии равнялась боевой мощи 153 китайских реорганизованных дивизий». Перед началом войны у Китая было 177 боевых самолетов, но к концу 1937 года они были почти все уничтожены. Танков насчитывалось только 70, а современной артиллерии практически не существовало, имелось лишь 76 зенитных орудий среднего и мелкого калибра и 48 полевых пушек, а снарядов к ним почти не было. Не случайно полпред Богомолов 26 августа 1937 года доносил Сталину, что «военного снаряжения» у китайцев «едва ли хватит больше, чем на три месяца войны». Да и сам Чан в то время оценивал шансы Китая в войне против Японии пессимистически — в том случае, если никто ему не поможет: он считал, что сможет продержаться не более шести месяцев.
Но международная обстановка не благоприятствовала Китаю, так как ни США, ни Англия не были готовы оказать ему реальную помощь. Более того, США, несмотря на политику нейтралитета, которой они придерживались с конца августа 1935 года, активно помогали японцам, поставляя в Японию и вооружение, и такие стратегические материалы, как металлолом, сталь, а главное — нефть, которой у японцев почти не было. Причем американские поставки нефти покрывали потребности Страны восходящего солнца на целых 80 процентов! США в данном случае следовали принципам американо-японского договора 1911 года о торговле и навигации, устанавливавшего между ними режим наибольшего благоприятствования в торговле. Не спешили помогать Китаю и Великобритания с Францией, тоже дорожившие своими торговыми связями с японцами и к тому же опасавшиеся войны на два фронта — и против Германии, угроза со стороны которой становилась все более ощутимой, и против Японии. Накануне войны, в мае — июне 1937 года, англичане вообще вели в Лондоне переговоры с японцами о признании их прав на Северный Китай. И хотя эти переговоры ничем не завершились, Богомолов, например, считал, что именно они «в известной степени развязали японцам руки на севере Китая». И свое мнение не скрывал от китайской стороны.
Чан все это знал, а потому еще 7 августа 1937 года, выразив готовность сражаться, признал: «США и Англия помогут нам морально. Но, как показывает опыт Италии, они не надежны».