Чан Кайши

Ненадежность Запада подтвердили вскоре и Лига Наций, и Брюссельская конференция девяти держав[71], проходившая в ноябре 1937 года в связи с началом войны в Китае: ни Лига, ни ведущие страны мира ничего не могли поделать с Японией. Ссылка же Чана именно на итальянцев была не случайной: в 1936–1937 годах Муссолини полностью свернул помощь Китаю, обидевшись на Чана, присоединившегося к санкциям, наложенным на Италию Лигой Наций в ответ на вторжение фашистов в Эфиопию в октябре 1935 года. В 1937 году только один известный итальянец, Альберто де Стефани, бывший министр финансов в правительстве Муссолини и член Большого фашистского совета, активно работал на Чан Кайши, будучи его экономическим советником.

Продолжали, правда, оказывать военную помощь Китаю нацисты. Летом и осенью 1937 года Гитлер всячески демонстрировал свое сочувствие Чан Кайши. В сентябре в кулуарах съезда нацистской партии в Нюрнберге он долго жал руку китайскому послу, выражая ему свое восхищение «храбростью» Чан Кайши. В те же дни фюреру представили Цзян Вэйго как «сына китайского генералиссимуса». По воспоминаниям Вэйго, Гитлер «тепло приветствовал» его, попросив передать привет отцу. Явно по поручению Чана в сентябре 1937 года его свояк Кун Сянси, находившийся на лечении в Германии, направил письмо Гитлеру, в котором, рассыпаясь в любезностях, умолял фюрера не поддерживать Японию. Он заверял фюрера в том, что у Китая гораздо больше, чем у Японии, общего с рейхом: ведь в Китае, как и в Германии, — авторитарный режим и во главе государства стоят одна, националистическая, партия и сильный вождь. В Японии же — загнивающая парламентская система. Кун Сянси, правда, не получил ответа, но в ноябре Гитлер все же откликнулся на просьбу Чана предоставить ему новые вооружения на сумму 50 миллионов рейхсмарок (чуть более 20 миллионов американских долларов). В целом в 1937 году Китай получил 37 процентов всего германского экспорта вооружений — на сумму почти 83 миллиона рейхсмарок (около 32 миллионов долларов), в то время как Япония, которой нацисты тоже продавали оружие, — всего 13 процентов — на сумму около 11 миллионов рейхсмарок (чуть более четырех миллионов долларов). А вскоре фюрер согласился на поставку и дополнительного вооружения на сумму 100 миллионов рейхсмарок (более 40 миллионов долларов). Несмотря на яростные протесты японцев, в Китае продолжали работать немецкие военные советники (в начале войны их насчитывалось сорок шесть), а также почти полторы тысячи немецких гражданских специалистов. Германия инвестировала в Китай 400 миллионов рейхсмарок (более 160 миллионов долларов).

И все же полностью доверять нацистам Чан Кайши не мог. Да он, скорее всего, не знал, что 16 августа 1937 года Гитлер заявил своим министрам иностранных дел и обороны, что «в принципе» привержен идее сотрудничества с Японией. Зато был прекрасно осведомлен о том, что Германия еще в апреле 1936 года и в июне 1937-го заключила торговые соглашения с Маньчжоу-Го, а потом, 4 сентября 1937 года, предоставила Пу И кредит на сумму 100 миллионов рейхсмарок в обмен на поставку в рейх маньчжурских товаров. Правда, как мы помним, не только Гитлер вел с Чаном двойную игру в Маньчжурии: такой же была маньчжурская политика Сталина. Так что, получая немецкое вооружение, Чан мог закрывать глаза и на недружественное поведение Гитлера в вопросе о Маньчжоу-Го, как закрывал их на аналогичное поведение Сталина. Хотя, конечно, не забывал, что у фюрера с японцами был подписан антикоминтерновский пакт. Знал Чан и о том, что в Нюрнберге 6 сентября, несмотря на теплое отношение Гитлера к Вэйго и китайскому послу, фюрер все же отметил в своем «Обращении к партии», что Япония, как Германия и Италия, прилагает усилия для «отражения атак на цивилизованный мир» мирового большевизма. Все это, разумеется, заставляло его волноваться по поводу перспектив китайско-германского сотрудничества.

Принимая во внимание сложное международное положение Китая, Чан еще в начале августа 1937 года осознал, что медлить с заключением официального договора с Советским Союзом о ненападении дальше нельзя. Как мы помним, Чану очень хотелось заключить с СССР договор о взаимопомощи, чтобы вовлечь его в войну, но в итоге он вынужден был согласиться и на пакт о ненападении, на чем настаивал осторожный Сталин. Кремлевский вождь в тот момент не хотел связывать себя какими-либо письменными обязательствами помощи, но желал иметь формальную гарантию того, что советское оружие, продаваемое Китаю, не будет использовано против СССР.