Чакра Кентавра

— Дайте ей отдохнуть, — сказала она, подходя к дружинникам, расположившимся на уже отцветшей, но еще душистой траве. — С тех пор как мы очутились здесь, она, наверное, и двух часов не проспала. Или нет?

Напряженные лица были хмуры. Одинаково хмуры. Свои защитные одежды они оставили в каютах, и, естественно, ни на одном из них не видно было амулета, который мог бы его выдать. Кое‑кто обтирал кожистыми, похожими на табак листьями свой меч. И это не улика — тот, кого хотели найти тихриане, наверняка явился с безупречно чистым оружием. Недаром они предупреждали, что проклятие апделиса делает свою жертву не только необузданной, по и дьявольски хитрой. Ну ладно, договорились же не показывать вида — нужно поговорить о чем‑нибудь нейтральном. А аксакалы пусть поглядывают со стороны.

— Да, между прочим, у нас прибавление семейства, — с огромным усилием переходя на беззаботный тон, проговорила она. — Как тебя величать, говорящая зверушка?

— Шоёо.

— А почему ты такой грустный? Или мне кажется?

— Нет, не кажется. Я голодный.

— Ну, это мы поправим. Чего тебе хочется, зверушка–норушка?

— Орешка…

— Скюз, слышал? И на мою долю.

— Я тоже разомнусь, — словно и не было безнадежного метания в пламени пожара, заявил Флейж.

Костяная лапа неминучего несчастья сдавила горло.

— Прелестно! Ты — сюда, а ты — туда. Чтобы разненьких.

Она вдруг каким‑то сторонним зрением отметила, что распоряжается джасперянами так же легко и властно, как если бы и они были ее подданными. Вот что значит ощущать на своем теле воистину королевское платье. И знак власти, между прочим.

— Это бесполезно, — еще тише пробормотал пригревшийся на ее руках Шоёо. — Я перегрыз золотую веревку…

Она осторожно двумя пальцами приподняла мордочку зверька — так и есть, крошечная пасть, показавшаяся ей очаровательно–розовой, вся в крови. Она задумчиво поглядела на троих тихриан, расположившихся поодаль, и решительным шагом направилась к ним. Так вот как освободилась Сэнни! А открыв глаза, даже не обмолвилась о том, чего не могла не заметить…

— Достопочтенный сибилло, — не терпящим возражения тоном проговорила она, — ты как‑то шутки ради удлинил мои волосы — помнишь? Так вот, отрасти этому верному доброму Шоёо его зубы.

— Тварь сия не тихрианского естества, сибилло не уверено… — завел он плаксивым речитативом.

— Заточу. — В ее спокойном тоне даже не было угрозы — просто непреложное решение выполнить обещанное.

Во взгляде старого рыцаря Рахихорда блеснуло неподдельное восхищение. Но она тихонечко, одними бровями и ресницами повела в сторону молчаливых воинов, понуро замерших в резной тени орешниковых ветвей, — мол, смотреть не на меня. На них. И повнимательнее. Потом протянула си–билле несчастного зверька, повернулась па пятках, так что расшитое драгоценностями платье раздулось колоколом, и поплыла, едва касаясь травы, к кораблю. Надо посмотреть, как там Сэнни. Тихриане при деле, дружинники в полной растерянности — одинаковой растерянности. Ведь все поиски надо начинать сначала, и никаких отправных точек. Единственное, в чем можно быть уверенным, это то, что Юхани не погиб в пламени, — ведь если бы он был во дворце, Оцмар не утаил бы этого перед смертью…

Она невольно оглянулась на страшный костер, полыхавший совсем близко, километрах в двух отсюда. Иногда сильный порыв ветра доносил до них такой жар, что казалось — роща, обступившая их корабль зеленой подковой, тоже зардеется огнем. Легкие деревянные постройки, похоже, уже догорали; теперь очередь была за подвалами и подземельями, которым выгорать не один день; густой курчавый дым выливался из нетленных стен, сложенных из гигантских камней, точно из переполненной чаши, и густой смрадной пеленой растекался по окрестностям. Но обитатели дворца, и впрямь немногочисленные, уже успели отбежать на спасительное расстояние, и теперь единственными жертвами пожарища были случайные молвь–стрелы, янтарными ракетами прочеркивающие над рощей и, не успев ни свернуть, ни утишить свой стремительный бездумный полет, влетавшие прямо в пламя.

И только — символ нерушимости княжеской власти — высилась ступенчатая башня, наполненная сокровищами, как раз между городской стеной и укрывающей корабль рощей, как бы напоминая Таире слова Кадьяна: “…каждому ты дашь втрое против утраченного…” Нет, не сейчас. Погорельцы немного потерпят, здесь нет холодных и страшных ночей. Сначала — поиски того, второго проклятого. После возвращения принцессы это стало первостепенной задачей, если не сказать — бедой. И как бы пригодился сейчас Кадьян с его проницательностью! Но у нее почему‑то не было уверенности в том, что ей доведется увидеть это странное, уродливое создание еще раз. Во–первых, он знает, что она никогда не простит ему гибель принцессы, а ему ведь еще неведомо, что она уцелела. И потом — его слова: “Если я служу, то служу честно”. Выходит, он сам решает, служить ему или нет. С Оцмаром ему было, видите ли, интересно… А на нее он глядел уныло, как на куклу своего бывшего государя. И ни разу — как на женщину…