Чакра Кентавра

— Ну, с любимыми женщинами здесь не густо, а вот чтобы друг… — Она запнулась и похолодела. Лучший друг. Пылкий, безрассудный Флейж, самодовольный красавец с изумрудно–оранжевым обручем на лбу, — лучший друг ее Скюза. Если все это натворил Флейж, то Скюз первым станет на его пути.

— Молчите, — приказала она, — молчите, пока мы точно не удостоверимся и… Постойте‑ка! Ты говорил, сибилло, что за свою долгую жизнь не раз встречал одержимых проклятием. Так неужели никто не попытался найти противоядия?

— Было, было… Но только ни разу сибилло не слышало, чтобы кто‑то был спасен. В Солнечной Книге Заклятий сказано об этом так туманно…

— Ладно, ты говори, что там сказано, а мы уж сами разберемся в этом заклятошном тумане!

— Это было так давно, когда один ил великих князей соблаговолил прочитать сибилле все заклинания. Сибилло уже не помнит и восьмой части…

— Ну хоть самое начало! — умоляла она.

Сибилло качался, сидя на пятках и выщипывая волоски из своей облезлой пелерины.

— А где книга‑то? — встряхнул его Рахихорд.

— Где ж ей быть — в огне, вестимо… Нет, ни строчечки… Ни буковки…

Его узкие слезящиеся глазки глядели на девушку с таким раболепным страхом, что она не выдержала и отвернулась.

— Мы его найдем, — сказала она твердо. — Во–первых, у него амулет. Во–вторых, можно на девяносто пять процентов предположить, чего он будет добиваться — власти. На корабле нет командора. Тот, кто захочет…

— Разве это власть… — задумчиво, как бы про себя проговорил Рахихорд.

— С малого начинают, — отпарировала Таира.

— Или он исчезнет в поисках равной себе, тянет ведь их, они нутром чуют! — Шаман обрадовался возможности хоть в чем‑то проявить свою осведомленность и, стало быть, полезность.

Девушка вдруг замерла, вглядываясь в массивную стройность ступенчатой башни, расписанной красно–зелеными полудетскими картинками. Четко вырисовываясь на фоне горящего города, она возвышалась даже над клубами жирного, тяжелого дыма, как символ нерушимости и нетленности. И так же неискоренимо в ее памяти было каждое слово, произнесенное Оцмаром. “Зачем ты здесь, равная мне? — обратился он к моне Сэниа вместо приветствия, и голос его был страшен. — Чтобы напомнить мне, кто я?”

— Он признал ее равной себе с первого взгляда… — проговорила она очень тихо, как бы про себя, но все поняли, о ком речь. — Но почему он возненавидел ее? Почему он ее оскорблял, называя…

Но язык не повернулся повторить слова Полуденною Князя: “Злобная, похотливая ведьма! Ты ошиблась, когда твоя алчба повлекла тебя ко мне из твоего проклятого далека, хотя, может быть, мы и были предназначены друг для друга!..”

— И за это она убила его? — тихо, тоже как бы про себя спросил Лронг.

— Нет, — сказала она просто. — Его убила я.

Они отшатнулись от нее — все трое, ненавидевшие своего повелителя и, наверное, не раз желавшие его смерти. Но она не могла позволить, чтобы хотя бы легкая тень лжи легла на память Сэнни.

— Он был хорошим правителем, — после долгого молчания проговорил Рахихорд. — Скоропалительный на месть — по молодости; с безвинными жесток — по необходимости, которая частенько давит на властителей этого мира. Ты еще не знаешь этого, юная госпожа нашей дороги. Мир и порядок царили на сей земле, и не было народа, который не завидовал бы нашему…

— А твоя семья? — запальчиво крикнула Таира.

— Я говорил о народе.

— А его бессердечность? Не вы ли мне рассказывали, сколько женщин он загубил?

— Они сами уходили из солнечного мира, потому что не могли добиться его любви, — укоризненно проговорил старый рыцарь.

— А тебя, златокудрая, он любил больше света белого, — напевно протянул шаман, и она поняла, что вот так сейчас начнут слагать песни о великой любви молодого князя. — Тебя, предначертанную…

— Вот именно! И он меня… То есть он хотел…

Она мучительно покраснела, потому что не могла объяснить этим троим мужчинам, каково это — почти голой быть прижатой к углу, когда под лопатками — шершавая стена, а в руке — оружие. Она вспомнила это с ужасающей, одурманивающей четкостью — и вдруг поняла, что сейчас она не выстрелила бы.

— Бедный светлячок, — проговорил Рахихорд, сложив руки на груди, так что они невольно сжались на маленькой серебристой погремушке. — Ты не могла знать, а вот сибилло, старый осел, мог бы догадаться. Я освобождал мальчика, когда его захватили мятежные вассалы. Они ведь тоже боялись за свою землю, потому что неистовый в своих желаниях властитель, достигнув поры мужества, мог найти равную себе — отмеченную, как и он, поцелуем анделиса, и на нашей дороге родились бы чудовища, каких не видел даже ледяной край… Оцмар не мог подарить тебе ничего, кроме бесконечной нежности. Потому что они не просто захватили его в плен — они лишили его мужеской благодати.

XVI. Неоплаканные звери