Чакра Фролова

– Вот оно как, Олюшка, – говорил Кузьмин, нервно поглядывая одним глазом на агронома Гуляшова – тот, нахмурившись, наблюдал за душещипательной сценой издалека. – Вот оно как повернулось…

Кузьмин явно не знал, что еще такого сказать, чтобы растопить сердце любимой. Его смущала холодность, с которой Ольга принимала все его неуклюжие ухаживания. Кузьмин считал, что она тайно отдает предпочтение агроному. На самом деле и агроном, и тракторист, оба надоели Ольге хуже горькой редьки, поскольку влюблена она была в летчика Кантюкова. Вот только смущала разница в возрасте и психическая неуравновешанность последнего. Признаешься такому в любви, а он выхватит пистолет, да и пристрелит. Кто знает, что у него в башке после удара об землю перевернулось.

– А ведь оно могло быть иначе, – продолжал Кузьмин, упрямо напирая на загадочное «оно», словно вкладывал в это местоимение среднего рода какой-то тайный, одному ему ведомый смысл. – Оно ведь может и нас сделать счастливыми…

– Это как? – хмурилась Ольга, хотя за время блуждания по лесам постепенно привыкла к косноязычным речам тракториста.

– Нуууу… Вот мы сейчас прощаемся, а вдруг оно навсегда…

– И что?

– Оно б мне помогло… так скать, в бою… с врагом…

– Да что «оно»-то? – не выдержала Ольга.

Тут Кузьмин прокашлялся, облизнул губы и потянулся лицом к Ольге. Но поскольку опыта в целовании у него не было, то и выглядел он со стороны дурак дураком. До поцелуя, впрочем, дело не дошло, поскольку рядом вырос недремлющий агроном.

– Ну-ну, без рук тут, – сказал он, оттирая Кузьмина плечом. – Тебе приказ был в разведку идти, а не руки распускать.

Кузьмин хотел что-то возразить, но потом надвинул на глаза кепку и, резко развернувшись, двинулся по тропинке в чащу.

– Ты, Оль, не бойся, – сказал Гуляшов, дождавшись, пока Кузьмин исчезнет за деревьями. – Я всегда рядом. Если надо, заступлюсь.

Тут он сам приблизился к Ольге и раскинул руки, видимо, для дружеского объятия, которое планировал перевести в любовное, но Ольга насупилась и решительно отвела в сторону надвигающиеся пятерни агронома.

– Да вы мне оба вот где уже, – сказала она, проводя ребром ладони поперек горла. – Ей-богу, сбегу из этого треклятого отряда хоть к немцам.

Она тихо чертыхнулась и пошла прочь. Агроном растерянно посмотрел ей вслед. Мысль о том, что Ольга любит кого-то третьего, казалась ему невероятной, словно и выбирать ей было больше не из кого.

«Ну, нет, – мысленно хмыкнул Гуляшов. – Меня не проведешь. Оба мы ей надоели, видите ли. Ха! Нашли дурачка на четыре кулачка. Все – конспирация. Лишь бы меня отвадить. Ладно… Поглядим, кто кого».

Он сплюнул и полез за табаком.

Тем временем со стороны Кривой сосны к Невидову подошла утомленная пятидневным маршем рота майора Криницына. Если бы не Захарченко, помнивший дорогу по одному ему ведомым приметам, да криницынские скрупулезные пометки на карте, могли бы и дольше проплутать. Стараясь подобраться поближе к деревне, чтобы устроить привал, рота выбрела на опушку, откуда Криницын когда-то посылал Захарченко в разведку. Но теперь опушка выглядела совсем иначе: повсюду валялись окурки, земля была истоптана, словно по ней прошло стадо бизонов, а кое-где виднелись следы от протекторов автомобильных шин.

– А туда ли мы пришли? – хмыкнул Криницын, озирась. Но на фоне темнеющего небосклона виднелась все та же церковная маковка, так что ошибки быть не могло.

– Грузовики тута были, – сказал Захарченко, внимательно изучив землю.

– Да не слепой, – отозвался майор, закуривая. – Сам вижу.

– И вот здесь уезжали очень быстро, аж в землю зарылись. И народ стоял.

– А много народа?

– Темнеет, товарищ майор, – виновато развел руками Захарченко, – Не разглядеть уже. Но грузовиков минимум три было. И народу наверняка человек тридцать, не меньше.

«Час от часу не легче, – подумал Криницын. – Грузовики какие-то здесь ездили. Наши, чужие, кто тут разберет».

– Ладно, Шерлок Холмс…

– Чего? – насторожился Захарченко.

– Я говорю, бросай землю нюхать. Дело есть.

– Слушаю, товарищ майор.

– Мы пока здесь привал устроим, а ты отправишься снова в Невидово на разведку.

– Так меня ж уже видели там, – удивился Захарченко.

– Кто видел? Дед один? Да я понимаю… Но и выбора у меня нет. Своих солдат я как облупленных знаю. Но их у меня всего ничего осталось. А у Мухи вон, сплошь желторотые. А ты – парень юркий, толковый. Кого ж мне еще посылать?

– Спасибо за доверие! – рявкнул Захарченко, вытянувшись в струну.

– Ладно, ладно. В общем, поглядишь, что и как, вернешься, доложишь. Только смотри – ничего не взрывай. Только давай-ка мы тебя в гражданку переоденем. На всякий пожарный. А ну-ка пошли со мной.

Вскоре Захарченко переодели в гражданскую одежду, которую нашли по дороге в Невидово – видимо, кто-то из беженцев в спешке обронил узелок. Правда, она тут же треснула по швам, что было удивительно, учитывая скромную комплекцию Захарченко. Но, видимо, беженец был совсем хлипким.