Чакра Фролова

Наконец, появился Шнырь в окружении нескольких уголовников. Выйдя в центр, он принялся разглядывать толпу. Лицо его не выражало ничего, кроме задумчивости – похоже, как и радио, он не очень представлял, что собирается сказать. Он только знал, что явить себя народу – обязательный ритуал установления власти. Народ должен убедиться, что ими управляет живой человек. А затем можно хоть вообще не появляться – только портрет показывать. Толпа же взирала на Шныря сотней равнодушных глаз (минус один глаз Сеньки Кривого), поскольку перемены, тем более если это перемена власти, никого не радовали, но и не сильно заботили. Власть пришла, власть ушла.

Кулема как верный адъютант взял слово первым.

– Ша, татарва! Шнырь ботать будет, – сказал он и тут же почтительно отступил назад.

Невидовцы притихли и с интересом перевели взгляд на главного.

– Хлипкий, – заметил мужик в ушанке.

– В общем так, граждане, – начал Шнырь, стараясь не сбиваться на блатную феню, – в деревне вашей отныне новая власть. Теперь мы боговать будем. В смысле руководить. Обещаю, что все будет по справедливости.

– Это как? – почти с ходу перебил его дед Михась.

– Обижать зазря не будем, но и от вас просим спокойствия и подчинения.

– Ну а конкретно? – снова поинтересовался Михась.

Кулема первым потерял терпение.

– Ну куда конкретнее-то, дед?! У своих пайку заныкаешь или западло какое кинешь, пришпилим с оттяжкой. А будешь мирно шуршать, не пылить, так и от нас то же схаваешь.

– Это-то мне понятно, – кивнул Михась, хотя не понял ни единого слова, а только общий смысл. – Непонятно только, за что вы прошлую власть прикончили.

Тут Кулема хотел снова встрять, но Шнырь остановил его коротким жестом и посмотрел на Михася.

– Я смотрю, дед, ты тут самый активный активист. Хочешь, сделаем тебя вроде старосты?

– За это, конечно, спасибочки, – невозмутимо сказал Михась. – Только я уже староста и безо всяких «вроде». Так что мне ваша милость, извиняюсь, бесполезная. И даже вредная, потому что зараз старостой при двух властях быть – это даже свинство какое-то.

– Когда ж ты успел? – усмехнулся Шнырь. – При немцах, что ли? Так ты лучше никому об том не говори. Вздернут как предателя.

– Кого ж это я предал?

– Родину, дед. На немцев же работал.

– Да я ж и не работал вовсе.

Тут снова встрял Кулема.

– Это ты будешь живоглоту рассказывать, когда тебя закоцают и чалиться отправят.

– Кому? – растерянно переспросил Михась.

– Следаку, – презрительно пояснил Кулема.

Михасю это пояснение ничего не дало, но он промолчал. А про себя подумал, что немцев почему-то понимал гораздо лучше.

– Ты уразумей, дед, – продолжил Шнырь. – Это ж не власть была, а враги Родины нашей. А мы их прогнали. Спасибо нам скажи.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Михась. – Ежели люди просят сказать «спасибо», отчего ж не сказать? От меня не убудет.

Тут встрял Ленька, давно мечтавший порисоваться перед Лялькой.

– Я, конечно, заранее прошу извинений всяких, – сказал он и по-блатному цыкнул плевком через передние резцы, – может, я один тут такой непонятливый, но все ж таки вопросец назрел, война закончилась уже или как?

– Или как, – коротко ответил Шнырь.

– А побеждает кто? – спросил Ленька, словно война была какой-то игрой, причем игрой чужой, а потому не шибко интересной, потому что ни от победы одной стороны, ни от поражения другой ничего в жизни стороннего наблюдателя не изменится.

– Кто, кто, – снова встрял Кулема, которого уже начало бесить тугодумие невидовцев. – Хер в манто. Еще, бля, один лапоть решил свой ум показать. Вопросец у него назрел, видите ли…

– Тут вы, товарищ-гражданин, не правы, – спокойно возразил Михась. – На то он и ум, чтобы мучиться разными вопросами. Меня вот, например, интересует, откуда вы здесь взялись. Уж больно вы все на физиономию немытые и скучные.

– Откуда взялись, там уже нет, – уклончиво ответил Шнырь. – А физиономии у нас такие, дед, потому что устали мы и давно не брились. А хорошего человека и через физиономию на просвет видать.

– Оно верно, конечно, – сказал Михась и открыл рот, чтобы продолжить, но запнулся, не зная, что тут можно возразить. Настаивать на более конкретном пояснении он не стал, потому что в его голове теснились и ждали своей очереди другие и не менее важные вопросы. – А мы при вашенской власти будем вечерами дома сидеть или обратно гулять поощряется?

– Да гуляйте на здоровье. Хоть до упаду.

– До упаду нам без надобности, – спокойно возразил Михась. – До упаду мы и во дворе гулять можем.

– В общем, так, – подытожил Шнырь, обращаясь ко всем, поскольку не видел в пререканиях с дедом никакого смысла. – Я все сказал, если вопросы есть, задавайте.

Вопросов не было. Новая власть, в отличие от предыдущей, показалась невидовцам скучной. И позубоскалить не дали, и сами уж больно на вид неопрятные.

– Тогда расходимся, – сказал Шнырь. – Если какие пожелания или просьбы будут, обращаться прямо ко мне. Я буду в том же доме, где и прошлая комендатура. Все свободны.

Но не успел он договорить, как воздух потряс истошный женский крик.

– Ааа! Власть?! Власть, говорите?!?