Я заметил ее за решетчатым высоким окном, когда мы, ворвавшись в город, стремительно растекались по его улицам, не давая врагу опомниться. Увидел ее распахнутые глаза, легкий взмах ладони, рассыпавшиеся локоны на плечах и груди – и рванул поводья так, что лошадь вздыбилась, жарко блеснув зрачками, всхрапнула от неудовольствия, но я уже взлетал по лестнице, вышиб ногою слабую дверь, подхватил ее на руки, краем глаза заметил быстрое движение из-за шторы, оскаленное лицо, развевающиеся серо-голубые ткани одежды врага, и – не медля ни секунды – ударил его палашом. Раздались крики в соседней комнате, за мягкими струистыми шафрановыми занавесями перепутанными стеклярусом, а я уже спускался с добычей вниз, перепрыгивая через ступеньки.
Солнечный свет ударил мне в глаза, когда я взглянул на свою пленницу, выбегая в узость улицы с отвесными высокими стенами. В палящем зное, в его убийственном блеске, среди звона мечей, яростных криков, цокота копыт, в этом безумном кипении битвы – невесомым бриллиантом лежал на моих руках сон, видимый мною задолго до этого дня.
Спустившись в каюту, осторожно прикрыв дверь, я присел на диван в углу и вновь начал рассматривать спящую. В отсвете фонаря, висевшего под потолком на кованой цепи, искрились ее волосы, раскиданные по атласной бело-голубой подушке, у лежавшей навзничь – одна рука под щекой, другая свободно расслаблена, согнута в локте, светится теплым бархатом – под покровом угадываются волнующие женственные очертания ее изящного тела. Ресницы, губы, все лицо – словно у ребенка, уставшего от ожидания и одиночества и обретшего наконец то защиту и кров.
Я приблизился, в этой тишине услышал ее дыхание, наклонился, чтобы поцеловать дремлющую ладонь, она вздрогнула, улыбнулась во сне, и я – застыл от яркого воспоминания.
Века назад… Одурелый воздух, напоенный неизвестными нам растениями, бесконечные горы, уходящие за снежный горизонт, падающие в глубокие ущелья потоки воды от тающих ледников, кручи осыпающихся камней под каждым шагом башмака, повозки, запряженные боевыми слонами, везущие провиант, оружие, кузнечные меха, вино, зерно и мед. Мы уже четвертую неделю в пути, измотанные, уставшие от дневного жара и ночного холода, небритые, с обветренными лицами, грохочем бесчисленными шагами воинов Александра.
Покорив Египет, мы двинулись на юг, растоптав Сузы и Вавилон, после чего повернули на восток, в сторону встающего по утрам солнца. Где то там далеко впереди лежал Персеполь – исконное и древнее сердце Персии – и где, по предположениям, скрывался дважды покинувший поле боя Дарий.
Покрытые желтой пылью и славой великолепных сражений мы идем и идем к своей цели, тяжелой, но верной походкой, бряцая вооружением, глотая горный воздух и ожидая привала, с горячим ужином, вином, крепким сном, прерываемым криками дозорных. И вот уже пламя костров мешается с ветром, бросая отсветы на необозримое пространство заполненное нами, искры сыплются высоко в небо, перемешиваясь с мигающими синими звездами. И неприветливые горы смыкаются над нами все теснее, мрачно усмехаясь лунным сиянием.
Утром, проснувшись ранее всех, я спустился от лагеря вниз, к горной реке. Пристегнув короткий меч на пояс, в правой руке праща, в левой белое полотно для обтирания, ловко перепрыгивая с камня на камень вдоль берега, следя за бурунами ревущей воды, я заметил верблюдов, купола разноцветных шатров, уплывающий вверх дымок от костра.
Караван! По закону военного времени им запрещалось находиться вблизи войска, но почему дозорные и ночной караул не сделали им замечание? Значит – им разрешили! И я, забыв, что шел умываться и растираться ледяной водой направился прямо к шатру стоящему в центре. Забытые в походах ароматы достигли меня еще за несколько шагов до стоянки.
Шалфей и лаванда, корица и мускат – невероятная смесь запахов вскружила на мгновение голову, и вслед за этим я испытал сладкий удар в самое сердце. Откинув полу шатра – на миг показав мне голую руку – невесомо выпорхнула девушка. Локоны, перепутанные голубыми и желтыми лентами, ясные распахнутые глаза под долгими ресницами, нежный румянец и белозубая улыбка повергли меня в состояние меча застрявшего в ножнах.
Она стремительно взглянула на меня, расхохоталась – я увидел красивые влажные зубы – в уголках ее губ искрами вспыхивало солнце, и обдав меня завораживающим ароматом свежести молодого тела, растаяла в шумящей разноязыкой толпе. Я бросился за ней в грубое скопище купцов, торговцев, менял, в этот Разноплеменный и пропахший верблюжьей шерстью люд. В какое то мгновение мелькнули впереди – возле повозок груженых товарами – ее локоны и развевающиеся ленты, расталкивая локтями плотные ряды кричащих продавцов сладостей, я кинулся следом за этим огненным свечением, но она как сквозь землю провалилась.