Чай со слониками

Я посмотрел на Любу. Она стояла рядом, поджав губы. Покупать мне, конечно, не хотелось, но сделка состоялась, мы вышли на улицу.

– Это не серебро, слишком дешево, – говорю недовольно жене.

– Ты хоть понял, что мы купили?

– Подсвечник поддельный.

– Это ханукальные свечи.

– Что?

– Ну, Миша, как у нас пасхальные.

– Зачем тебе еврейский подсвечник? – но Люба ничего не ответила.

– В нашем положении все сойдет.

– Ты еще в мечеть сходи!

– И схожу, – Люба приподняла брови, задрала подбородок. Обиделась что ли.

Хозяин и Халед подвели к нам палестинца, представившегося Ясиром. Он сказал, что закончил «Патриса Лумумбу» и готов провести бесплатную экскурсию по базилике Рождества Христова. До храма от лавки было тридцать метров. Я усмехнулся.

– Поддельное серебро поменяли на бесплатного гида, – Любаша засмеялась и подальше засунула в сумочку ханукальные свечи.

– Христианский базилик в Вифлеем построен над яслями Jesus вместе с Гробом Господа и является главный church Святой земли, – затянул Ясир монотонно, как аудиозапись, время от времени подбирая слова и переходя на английский. Мы медленно подходили к храму и постепенно задирали голову вверх, в небо, к православному (?) кресту.

Сооружение напоминало инженерный ангар с колокольней и было сложено из известковых плит. Несмотря на внушительный размер, вход в него был столь мал, что приходилось нагибаться, чуть ли не вставать на колени, чтобы протиснуться в узкое отверстие и попасть внутрь.

С другой стороны глазу открывался высоченный закопченный зал, подпираемый темными, кажется мраморными, колоннами. Сколько их было, я не пересчитал, но два ряда шли параллельно, как широкое трехполосное дорожное полотно. Зал был разделен на католическую и православную части (это нам шепнул Ясир). В отдалении, около противоположной стены высился алтарь, и если слева от него было довольно свободное место, то справа в еле заметное помещение (пещера Рождества Христова) стояла плотная очередь. Базилика еще была закрыта, но очередь выстроилась на тридцать метров.

Пока мы разглядывали свод и осматривались по сторонам, Ясир что-то рассказывал, не понимая, что мы не разбираем его речи, делал многозначительные паузы и то и дело переходил на английский. Решив, что я совсем не знаю английского, он подолгу разговаривал с Любашей. Но когда я показал, что он ошибается, Ясир расстроился.

Вдруг он остановился на том самом свободном пространстве, находящемся слева от пещеры, и, погладив красной ладонью треугольный голливудский подбородок, прищурился, как бы говоря, что знает, зачем мы приехали, покачал смоляной головой и сказал:

– Ясли Jesus справа. Мы подождем еще five минутс и going черный ход.

Как он собирался попасть в пещеру-ясли сквозь поток паломников – непонятно. Но мы вопросов не задавали, а сели у колонны и съели яйца с душистыми пшеничными лепешками, прихваченные из отеля.

Рядом с нами бродил пегий голубь. В тишине по древней каменной плитке цокали лапки, иногда он останавливался и ковырялся под крылом. Мы просидели у колонны час, потом еще час и еще. Постепенно пространство вокруг нас заполнилось людьми разных национальностей. Проходили американцы с бейджиками, небритые статные черноволосые болгары, низкие узкоглазые японцы с диктофонами, чернокожие эфиопки в розовых покрывалах и белых гетрах с красными пионами в волосах. У всех были местные проводники или гиды. Время от времени гиды брали подопечных и уводили за пещеру, откуда паломники не возвращались. У Ясира попасть с черного хода не получалось. Он делано возмущался, воздевал к своду глаза, размахивал руками, спорил с охраной и другими провожатыми. Он несколько раз приподнимал нас, но раз за разом сажал на место. Охранники в голубых рубашках не пускали. Тогда Ясир взял длинную парчовую ленту и перекрыл очередь, подведя нас к общему входу в ясли.

В узкую тесную щель в полу базилики стремился поток верующих. Это были православные паломники: измученные, уставшие от духоты, выстоявшие многочасовую очередь, пропустившие не одну организованную группу.

Мы стояли с Любашей над щелью и думали, что делать. Надо было спускаться вниз, как в воронку, по округлым скользким потертым ступеням. В эту воронку затягивало народ. Поток не ослабевал, а усиливался, у щели образовалась давка, кто-то толкался и пихался, ругался и пер без очереди, кого-то возмущенно оттаскивали. Когда Люба попробовала протиснуться, ее не пустили. Женщины закричали. Кто-то из мужчин оттолкнул жену к стене, и я заметил, как побелели Любины губы.

– Миша, – неслышно прошептала жена.

Я больно выдернул ее из толпы за руку, и мы пошли к выходу, точнее ко входу, потому как выход был за яслями младенца Христа, в которые мы не попали. Мы забыли о Ясире. Вышли на улочку. Люба села на плиты у входа и сняла косынку. Ее волосы подхватил ветер, и они красными лентами заискрились под лучами жгучего палестинского солнца.