Чай со слониками

У Шолохова в «Тихом Доне» нет ни одного кота: коровы есть, быки есть, овцы есть, коза есть, собаки есть, даже мыши с крысами есть. А кошек нет. Ни одной кошки в четырех томах.

* * *

На Мясницкой вечное движение. Оскаленные, попыхивающие бензиновым дымком четвероногие автомобили рассекают на резиновых культяпках. На узких тротуарах жмутся перепуганные пешеходы и лижут мороженое.

БМВ Лели стоял прямо у входа в редакцию. Леля сияла рядом, у голубой коляски, в которой сидел Стасик, – черноволосый, краснощекий, немного испуганный, похожий скорее на Олега, чем на Лелю. Леля достала Стасика из коляски и дала мне.

Первое, что я почувствовал, – это страх. Мои движения стали скованными, мышцы одеревенели и не хотели слушаться. Я с трудом разглядывал лицо мальчика, и оно мне показалось старческим. Такой розовощекий старичок затих в моих руках, и мне хотелось побыстрее избавиться от Стасика, хотя я и понимал, что вот она, жизнь, смотри, радуйся, учись – это и есть жизнь.

– Нравится? – спросила Леля.

Я немного поежился:

– Нравится.

А потом стал петь: «Чунга-Чанга – синий небосвод, Чунга-Чанга – лето круглый год».

Леля подхватила песню, и мы пошли по улице. Шли мы медленно, пели тихо, чтобы не разбудить мальчика и не испортить ему вечер.

* * *

Первый раз я бросил курить легко, но пришел к Свете в галерею, все художники и художницы дымят, а я отказываюсь. Тогда они стали все хвалиться: выставками, картинами, биеннале, премиями, а я говорю, что могу пускать дым кольцами к самому потолку. Света закричала, чтобы я закурил сигарету, ну я и закурил на пять лет.

А второй раз ноги стали отниматься. Встаю утром с постели, а сил уже нет. Лягу отлежусь – ноги заработают. Я иду в редакцию, портфельчиком мотаю.

Врач (старый курчавый грек) меня осмотрел, выписал лекарства и сказал, что курить надо бросать, а то с сосудами проблемы. Еще может тромб оторваться и пойти по организму, и так до самой смерти.

Ах, как хорошо курить где-нибудь на берегу Черного моря в компании старых друзей, потягивая из стаканов тонкого стекла красное сладкое вино «Монте Руж», наблюдая, как волна постепенно заливает желтый сухой песок белой пеной, как яркие южные звезды стремительно высыпают на черный небосклон и облавой окружают тонкий месяц. Только на юге понимаешь, как хорошо курить, потому что эта меланхоличная размеренность так несвойственна северным городам и так противна чувствам и разуму.

* * *

По работе послали в Заволжск писать статью. На перроне меня встретили, покормили в заводской столовой и повезли на объект. Огромные чистые цеха, журчащий трескучий конвейер, операторы румяные и дебелые, в белых крахмальных халатиках. Одни бабы, ни одного мужика.

Был еще актовый зал: старинный, кумачовый, блестящий, пахнущий детством и коммунизмом. Не хватало только транспарантов и плакатов. Хотя что-то было. «Вперед, передовики!», «Табак – яд, брось курить!»

Выступали балалаечники, девочки пели романсы. Потом повезли в единственный в городе ресторан. Расположились узким кругом. От завода три женщины. Кроме нашего стола в зале сидели еще за одним какие-то замученные, усталые, печальные тетки за сорок.

После салата, рулета и водочки захотелось танцевать. Я снял пиджак, ослабил галстук и под «Ласковый май» вышел на середину, а когда уже подергался и захотел вернуться, заиграл медляк, и от соседского стола выскочила одна женщина.

Покружились, пообнимались.

– Вот, – говорю, – из Москвы приехал статью писать.

А она мне визитку в карман рубашки сует.

– У меня дочка в Москве учится. Позвоните, позвоните ей, пожалуйста.

Потом мы еще посидели, выпили, попели караоке.

В гостинице уже утром проснулся. Голова болит, до поезда час, спешно напяливаю рубашку, а из кармана визитка выпадает. С одной стороны Нина Сергеевна. С другой стороны Наденька.

В Москве ловит Иван Иванович:

– Ну что, статью сделал?

– Только что из Заволжска, все готово.

– Ты мне не хитри, ты про Германа Иосифовича написал?

– Делаю-делаю, – и бочком, бочком по коридору.

* * *

Всегда мечтал повесить около двери звонок. Почему этого не делал в течение десяти лет брака, не знаю. Просто как-то не выходило. Так бывает всегда: когда дело видится мелочным и ничтожным, – про него забываешь.

А тут Рая ушла к Андрею, и я пошел в магазин «Свет», что на Люблинской улице, и приобрел радиозвонок. Долго слушал мелодию, проверяя, как работает. В ближайшем ларьке «Союзпечати» купил запасные батарейки.

Дома приклеил кнопку на дверь, а базу вешать не стал и положил на книжную полку. Зачем портить стену, останется ненужная дырка.

Вечером приехала Нинель и спросила:

– Ты зачем купил звонок?

– Я десять лет хотел, – ответил я.

В дверь сразу стали звонить.

Сначала пришли к Рае клиенты. Раньше они стучали в дверь, а тут радостно жали на кнопку. Они очень хотели получить пробники. Я сказал им, где теперь живет Рая.

Потом пришли цыгане. Раньше цыгане проходили мимо. Думали, если здесь нету звонка, то нет денег.

Потом пришел Мосгаз. И оштрафовал меня на две тысячи рублей за то, что электрическая розетка на кухне находится близко к газовой трубе.