Захожу в спальню, включаю Бетховена, раздеваюсь, выхожу на кухню абсолютно голый. Света подставляет пустую бутылку пива вместо моего отростка. В горлышко бутылки проталкивает дымящийся окурок, потом берет бутылку и сплевывает в нее, чтобы затушить.
– Урод ты все-таки, Игорек! Посмотри, что вокруг. Люди в ленточках ходят, страна цветет, все изменяется, на душе праздник, новый мир, новые идеи, свет в конце тоннеля, яркий, режущий глаза свет, а ты бутылку нацепил и к пьяной дуре лезешь. Вот ты вроде журналист, ты о чем пишешь?
– О чем скажут.
– О чем скажут? Ха, – языком еле ворочает.
Идет в спальню, где вырубается, я ночую в гостиной. Наутро рассказывает о Панкрашине. Он теперь рисует иконы. Ему заказ дал сам патриарх.
Жора Поспелов невоцерковленный человек, но отмечает все религиозные праздники независимо от конфессии. В его «Живом журнале» вы можете найти записи: «Со светлым католическим Рождеством», «Да здравствует Пасха Господня», «Радужного Пейсаха», «Ид мубарак Курбан-байрам».
Если бы мне предложили выбрать между католичеством и православием, я бы выбрал католичество. Или даже протестантство. В католичестве меня привлекают скамеечки, на которых можно сидеть во время службы, а в протестантстве то, что служба проходит на родном языке.
Нинель уехала в Дрезден показать мужу сына, Светлана нашла гения, которого выхаживает и водит по мэтрам. Осталось ехать в Коктебель с Поспеловым. Только тронулись с Киевского вокзала – на бетонных заборах «Православие или смерть», «Русские идут», «Жрите богатых».
От чтения нас отвлекли попутчики, которые выставили на стол две бутылки водки. Мы с Поспеловым тяжело вздохнули, потому что хотели доехать до Крыма трезвыми. Вот, понимаете, никогда не удается доехать до Коктебеля в нормальном виде. Всегда встретятся какие-то людишки, которые опоят тебя, да еще назовут это хорошей компанией.
Попутчицу зовут Инга. Вроде ничего, по виду учительница начальных классов. Так и оказалось, сейчас, правда, на рынке книги продает. Ее муж Сергей Леонидович по виду уголовник, но оказался слесарем, каким-то очень ценным, с оборонного завода.
– Вы не волнуйтесь, мальчики, – говорит Инга, – я его перед дорогой раскодировала, чтобы мог отдохнуть.
Сергей Леонидович наливает по полной, а после двух бутылок достает еще две. Возле Орла отключился, все остальные тоже прилегли, но неожиданно Инга встает, забирает билеты и деньги у Сергея Леонидовича и выходит на перрон:
– Ты мне весь отпуск испортил, я с таким алкоголиком ехать в Крым не могу! Прощай, сука!
И уходит. Но после отправления возвращается с нарядом:
– Снимите их с поезда, они пьянствуют и жить мне не дают.
В Курске снимают всех.
– Ну на хера, ну на хера, Инга?! – кричит Жора, аж шапочку свою вязаную на землю бросил.
– Извините, мальчики, вас не хотела.
Решаем дальше в Коктебель не ехать. Возвращаемся в Москву.
Опять с Лелей в шумной компании. Олег куда-то уехал или инспектирует торговый центр на Дубровке. На Леле защитного цвета бриджи и открытая, с вырезом до груди, желтая футболка. Я не могу спокойно смотреть на Лелю, поэтому отошел на один пролет вниз от курящей компании, хотя и сам дымлю.
Вдруг сверху слышатся крики и женский визг:
– Смотрите, собака!
– Какая маленькая!
– Это тойтерьер!
Человек десять склонилось над никчемной мелкой собачкой, которая от страха ко всем ластится. Леля берет ее на руки и прижимает к щеке:
– Собака, собака, собачечка…
– Надо найти ее хозяина! – воинственно и решительно говорит Леля и холодно осматривает своих друзей, которые начинают тушить окурки и заходить в квартиру.
– Леля, брось щенка. Он сам найдется, хозяева его сами найдут.
– Это ручная собака, ее нельзя долго оставлять на лестничной клетке.
– Леля, брось эту псину, – продолжают друзья – дизайнеры и визажисты.
Я стою и снизу наблюдаю эту сцену, молчу, мне по квартирам идти не хочется. Леля начинает методично обзванивать все двери на этаже. Из последней, четвертой, выходит хозяйка – старенькая женщина со вздувшимися венами на ногах – и забирает собачку. Кто-то из толпы кричит о вознаграждении.
Новый шеф Иван Иванович, в отличие от прошлого шефа Германа Иосифовича, имеет отдельный кабинет. Ничего особенного, хайтек, но сам факт, что шеф-редактор сидит в отдельной комнате, увеличивает его статус в глазах журналистской общественности.
Вызвал он меня к себе, откинулся на спинку с виду богатого, но обшитого кожзамом кресла и, ничего не говоря, положил передо мной папку, обычную папку, точнее, не обычную, а черную пластиковую, с кнопкой посередине, – когда закрываешь, раздается щелчок, а когда открываешь, ничего такого не слышно.
Заказал секретарше Юленьке кофе, один кофе. Мне не заказал.
– Надо тебе, Игорь Владимирович, расширять кругозор.
– В каком смысле? – Я немного напрягся и, вместо того чтобы к Ивану Ивановичу подсеть поближе, отодвинул свой стул чуть подальше.
– Если вы, Игорь Владимирович, хотите надолго задержаться на должности главного редактора, то должны освоить этот материал.