Чагин

Я переиграл всех сколько-нибудь значимых чеховских героев. Благодаря этим ролям я, собственно, и достиг признания и зрительских слез.

Тайной моей мечтой было увидеть слёзы Спицына, но я их не увидел. Остается лишь надеяться, что это были невидимые миру слёзы — почему, собственно, нет? Бывают ведь и такие.

Увлечение театром для Спицына не было случайностью. В каком-то смысле оно лежало в одном русле с его основными занятиями.

Работу актера над ролью профессор рассматривал как превращение ОН в Я. Смену (я все-таки выучил это словосочетание) субъекта действия. Когда только приближаешься к пьесе, это — ОН. А уж как войдешь в нее, то понятно, что — Я.

ОН и Я. На этой загадочной паре строилась борьба с памятью Исидора.

Спицын заметил, что граница между ОН и Я у Чагина условна. Как-то очень уж легко она преодолевалась — особенно по утрам, когда сознание было еще не окрепшим. На зыбкой грани бодрствования и сна Чагин следил за стрелками будильника — и с удовлетворением отмечал, что они не двигаются.

Вставал, умывался и завтракал. Ел обычно яичницу с сыром (летом — с помидорами) и запивал крепко заваренным чаем. Спускался на Пушкинскую улицу, выходил на Невский и шел по солнечной стороне. Ощущая спиной робкое северное солнце, радовался резкости и длине собственной тени.

Смотрел, как мыли витрину Елисеевского гастронома. Как, туманя стекло, вода медленно стекала на тротуар. В нескольких метрах от витрины с усилием отъезжал от остановки автобус. Напрягал мотор и переходил в другой звуковой регистр. Наполнял ноздри Чагина запахом бензина.

От утреннего ветра нос Чагина краснел. Рука лезла в карман брюк за платком, но платка не находила. Ощупывала складки одеяла.

Очевидным образом по Невскому шел несколько другой Исидор (ОН), отправленный настоящим (Я) в путешествие. Чагин-ОН обладал полнотой ощущений и имел все права считаться настоящим. У Чагина-Я, блеклого и неживого, таких прав не было.

Исидор, оставшийся в постели, смотрел на будильник с новым вниманием. Будильник тут же переводил стрелки — бесстрастно, как то и положено механизму. Ничего не объясняя.

Такие вещи, я думаю, происходили с каждым. Особенность Исидора была в том, что с ним это приключалось постоянно. Подсознание его, как объяснял Спицын, подходило к сознанию очень близко. Для того чтобы разрушить между ними границу, хватало небольшого толчка. Профессор считал, что тяжелые воспоминания чагинского Я можно передать безотказному ОН.

На этом пути они достигли некоторых успехов. Наиболее удачным оказался опыт с посещением зубного врача.

В то далекое уже время лечение зубов не предусматривало обезболивания. Требовало, прямо скажем, мужества пациента. Бормашина приводилась в движение ногой дантиста и рассматривалась как пыточное средство.

Подготовленный Спицыным, Исидор прошел это испытание безболезненно. Едва лишь сверло приблизилось ко рту пациента, он перевел свои ощущения на НЕГО. Нога мучителя двигалась без остановки, но Чагин не издал ни звука. И дантиста за руки не хватал. И к ожидавшему его Спицыну вышел без посторонней помощи.

Вскоре представился случай усложнить эксперимент: Чагину предписали пройти зондирование желудка. Успех повторился — вместо Исидора всё терпел ОН. Спицын ликовал, потому что ему удалось справиться с физической болью.

Сложнее оказалось с тем, что Спицын называл болью душевной. В отличие от бормашины и зонда, с воспоминаниями Чагина справиться профессору пока не удавалось.

* * *

Недавно попросили меня об интервью к какому-то (забыл) марта. Шучу: к Восьмому.

Сначала отказался. Очень уж советский праздник. В этот день нам всегда приходилось выступать.

А потом почему-то согласился.

Приезжала корреспондентка Арина. Голубоглазое кудрявое существо — такие появляются весной прямо из-под снега.

Где-то она читала, что на одном из выступлений я выяснял, много ли радостей в жизни мужчин (я такое выяснял?). Оказалось, три: вино, сигареты, женщины. В жизни прекрасных дам радостей не оказалось вообще, поскольку они не курят, не пьют, а женщины — они сами.

— Ваше мнение с годами не изменилось? — спросила Арина. — У женщин нет радостей?

— Не знаю… Давно их не опрашивал.

Она забросила ногу на ногу. Заглянула в свой блокнот: там значилось, что у меня по части женщин обширные знания.

В самом деле? Изобразил удивление. Увы, теория без практики мертва. Арина хихикнула… Красивые, следует признать, ноги.

— Какую роль играли женщины в жизни Чагина?

— Он любил только одну женщину.

— А вы?

Пожимаю плечами. Я — человек старой формации, и нет у меня вкуса к публичному раздеванию.

— Деточка, всё это было так давно… У меня, в отличие от Чагина, плохая память.

— Браков у вас было три, — напомнила Арина. — В первом, если не ошибаюсь, родились две девочки.

Подтверждаю это наклоном головы. Именно так всё и происходило. Она хорошо подготовилась.

— Что вы можете сказать о воспитании детей?

— Боюсь, что ничего нового. Моей младшей пятьдесят четыре года.