— Вот сволочь! Не удивительно, что ты так его не любишь. Как он мог делать такие мерзости? — спросила я. — Наверное, Аннетт просто потеряла голову от горя, когда поняла, что твой отец оставил ее.
— Именно потеряла голову. Когда она осознала, что ей ничего не осталось, кроме как провести всю свою жизнь с мужем, который ее не любил, и дочерью, которой она была не нужна, Аннетт села в свою машину и врезалась в парапет Меррит Парквей. Элистер приказал полиции и журналистам сообщить, что ее смерть была результатом несчастного случая. Но это было самоубийство. Элистер знал это, и мой отец тоже знал.
— Это невероятно. И как твой отец отреагировал на смерть Аннетт?
— Он запил. Запой продолжался очень долго. Сонни, он стал конченым человеком. После смерти Аннетт его жизнь в яхт-клубе стала сплошной пыткой.
— Ты хочешь сказать, что после всего этого он продолжал работать там?
— А что ему оставалось? Не забывай, у него был я. И потом, у пьющего, средних лет инструктора по управлению лодками, у которого был маленький сын, не было большого количества мест, где он смог бы работать. Поэтому он остался в клубе и нашел утешение в виски.
— Элистер не пытался выгнать твоего отца из клуба?
— Ты не понимаешь, насколько у Элистера изощренные мозги. Даже когда члены клуба начинали жаловаться, что отец пьет, что он стар, именно Элистер настаивал на том, чтобы оставить его в клубе. Ему нравилось смотреть на то, как страдал мой отец. Больше того, он обожал рассказывать всем, как бедный инструктор влюбился в его жену и запил после того, как она отказала этому инструктору во взаимности. Он рассказал эту историю всем членам клуба. И все ему поверили. Мой отец превратился в посмешище. Бедный, старый чудак-англичанин. И ему, и мне все это причиняло боль. Если бы не я, отец бросил бы клуб и уехал в Англию, где был бы счастлив. Вместе с Аннетт.
— Не знаю, что и сказать. Почему ты не рассказывал мне всего этого раньше?
— Раньше чего? До того, как мы полюбили друг друга? Что, теперь, когда ты узнала о моем отце, о его роли шута в яхт-клубе Сэчем Пойнт, тебе стыдно быть рядом со мной?
— Кулли, я совсем не это хотела сказать… — Я было протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но потом отдернула ее. У меня все еще оставалось слишком много вопросов, на которые я хотела получить ответы. — Ты так и не объяснил мне, что ты делал в тот день у Мелани, — сказала я.
— Я любил своего отца и не хотел, чтобы вся эта история оказалась на страницах книги. Поэтому я пришел просить Мелани выкинуть этот кусок. Когда ты сказала мне, что ее нет дома, я ушел и вернулся в тот же день поздно ночью.
— И тогда ты с ней поговорил?
— Я попытался. Она выслушала все, что я ей рассказал, и поблагодарила меня за то, что я сообщил ей «такие интересные подробности» об Элистере. Боже, каким я был идиотом! Я рассказал Мелани историю моего отца, чтобы убедить ее не использовать это в книге. А оказалось, я сообщил ей то, чего она не знала. Я умолял ее не включать этого в книгу. Я говорил ей: «Мой отец умер. Пусть прах его упокоится с миром. Зачем беспокоить его останки только ради того, чтобы вы написали бестселлер об Элистере?» Сонни, она только посмеялась надо мной. Она посмеялась и велела больше ее не беспокоить. Я боролся за то, чтобы сохранить достоинство моего отца, а она велела мне не беспокоить ее. Но меня это не остановило. Я сделал попытку поторговаться с ней. Я сказал: «О'кей. Если это необходимо, расскажите историю отца, но не упоминайте его имени. Имейте совесть, хотя бы оставьте в покое его имя». И знаешь, что она мне ответила? «Конечно, я использую его имя. Он же мертв и не сможет преследовать меня за это по суду. Единственно, кто меня беспокоит, так это живые. У живых есть адвокаты, и эти адвокаты заставляют нервничать моего издателя». «А как же Элистер? — спросил я. — Он жив и может нанять армию адвокатов». Она снова рассмеялась. «Не будьте таким наивным, — сказала она. — Элистер Даунз не потащит меня в суд. Он находится слишком высоко для того, чтобы пачкать руки, занимаясь судебными тяжбами, которые, к тому же, принесут ему так много нежелательной известности, что он этого не сможет вынести. Нет, он не станет судиться со мной. Он может убить меня, но в суд не потащит».
Скорее всего, Кулли говорил правду. Но могла ли я быть уверена в этом? Я больше уже ни в чем не была уверена.
— Кулли, все это, конечно, замечательно, но почему ты решил, что Мелани знала о твоем отце и Аннетт? Что натолкнуло тебя на мысль о том, что она напишет об этом в книге?
— Помнишь Хэдли Киттредж?
— Смутно. — Я ее помнила. Это была та самая девица с необъятным бюстом и каплей мозгов в голове.
— Мы потому встречались с ней в тот вечер, когда столкнулись с тобой в ресторане, что она рассказала мне о Мелани.
— Откуда Хэдли Киттредж знала Мелани? Ты же говорил, что она дочь начальника дока.