Carte Blanche 2: Reload (СИ)

— Просто дай мне выйти из этого долбанного туалета и ты больше никогда меня не увидишь, — она недовольно морщит носик, пытаясь пройти ещё раз и даже толкая парня, но тот стоит, не шелохнувшись. — Филипс, блять!

— Я Сименс.

— Да какая к чёрту разница?! — сходит на крик, не выдерживая и ударяя его кулачками по груди. А ещё, кажется, забывая, что ради спасения обещала сделать всё, о чём её попросят.

— Тебе так быстро жить надоело? — прикладывая немного силы, он отталкивает от себя девушку, вынуждая ту отшатнуться и отпрянуть на несколько шагов. Но борзость неугомонного близнеца даёт о себе знать незамедлительно, она тут же распрямляет спину и предпринимает очередные попытки в надежде, что Глебу это скоро надоест. И, как следствие, ошибается.

— Тебе вообще какое дело!? — взвинчивается, хмурит густые брови и снова толкает блондина в грудь, не отдавая отчёта своим действиям от слова совсем. — Вам тут всем без меня дышаться легче будет, или ты ещё не понял!? Я всем, всем блять подряд порчу жизнь и мешаю! А сейчас я предлагаю тебе избавиться от моего присутствия! — тон всё выше, руки уже автоматически колотят мужскую грудь, но Сименс как статуя, молча выносит весь эмоциональный поток, смотря девушке прямо в глаза. И на миг ему кажется, что образующаяся на них пелена является ничем иным, как вестником слёз. — Я всегда справлялась со всем одна и, как видишь, до сих пор живая, так что дай пройти! Постараюсь не сдохнуть, если тебя так это волнует!

Сжатые в кулаки пальцы снова колотят по грудной клетке, когда девушка тщетно пытается сдвинуть Миронова с мёртвой точки, но вскоре он перехватывает непрекращающуюся атаку наглухо, плотно стискивая её запястья и прижимая худые руки к груди, не оставляя шанса ими больше шевелить.

Скулы сводит необоснованная злость, и злость эта, возможно, на самого себя. Ведь это уже не первая попытка понять, какого чёрта он всё ещё не выкинул эту девицу с вещами за дверь. И какого чёрта в голове фрагменты прошлогодних событий... Тех самых, в одном из кабинетов школы, когда он старался сдержать порывы истерики Нины после неудавшейся драки неугомонной личности.

И сейчас он стоит здесь, в женском туалете, вибрируя подбородком и пытаясь понять, что это за чёртово проклятие рода этих девиц, действующее поразительно цепко. Девчонка всё ещё пытается выпутаться из его оков, она снова не стесняется эмоций, кажется, сгорая внутренне от жалости к самой себе из-за прилипшего к ней одиночества и дурацкого чувства, что она никогда никому была не нужна. Всегда одна, сама за себя, выживающая любой ценой и плюющая на чужие жизни.

— Грош цена твоим словам, — ему сейчас хочется кричать во всё горло, путаясь в собственных убеждениях и желании сделать то, что действительно нужно — указать ей на дверь, но он по сию минуту хранит холод там, где по факту уже пылает пожар, — ты ведь в ноги падала, умоляла и говорила, что сделаешь всё, что угодно.

Его резкий, грубый, но такой тихий голос отдаёт металлом, который вот-вот проберётся ей под кожу. И Оксана сглатывает, наконец поднимая глаза и на секунду переставая дёргаться, просто потому что смысла в этом нет.

— Зачем я тебе? — она уже всё рассказала про Эда, выполнила свою роль приманки, и теперь отчётливо понимала, что нахождение её тут бессмысленно, разве что в роли игрушки для битья. Но что-то подсказывало, что нужно бежать именно сейчас, иначе потом будет поздно.

— Не твоё дело, — он шипит это с толикой озлобленности практически ей в губы, запуская в голове невидимый механизм по части самокопания, ибо ответа на этот вопрос сам до конца толком не знает. — Сделай так, как я прошу. Иначе пожалеешь.

Она не пожалеет. Нет. Просто в его голос вложено столько железа, что ослушаться не хватит смелости. Что пойти наперекор его желаниям сейчас будет не самым лучшим решением, которое, возможно, повлечёт за собой нежелаемые последствия.

— Отпусти... — глаза в глаза, она видит его слегка расширившиеся зрачки, немного скашивая губы от дискомфорта, что доставляют его руки. Дёргается, не теряя зрительного контакта и испытывая поражение снова. Но второй рывок, и кисти выскальзывают из его пальцев, а Окс пристально наблюдает за его движениями. Точнее — за их отсутствием, наконец решаясь сделать шаг.

Доступ к выходу ей теперь открыт, и девушка делает шаг через порог, но острота голоса останавливает, заставляя обернуться.

— Окс! — это лишь созвучие её имени, но в его глазах — целая тьма, вынуждающая невольно кивнуть головой и сквозь внутреннее сопротивление дать понять, что она не уйдёт. И эта власть угнетает, ровно как свободолюбивую кошку, на которую надели ошейник и заперли в клетке.

Она ничего не говорит, вскоре скрываясь из виду и топая в комнату. Только буркает себе под нос что-то невнятное, и ему кажется, что это очередное недовольство.