Бывший. Ворвусь в твою жизнь

— Ты бы предпочла, чтобы он остался со мной ради тебя в нелюбви и тоске?

У меня пальцы дрожат, и сглатываю ком слез:

— Прекрати.

— А я этого не хотела, и он пытался быть тебе отцом. Как умел, но ты, маленькая упрямая кнопка, уже тогда была категоричной. Папа может быть папой, если только живет с мамой. И вот Ваня в тебя пошел. Его папа — космонавт и все тут.

— Мы с тобой сейчас поссоримся… — медленно выдыхаю я.

— Нет, Мила. Это ты поссоришься со мной, а я с тобой — нет, — мама ласково улыбается.

И так каждый раз. Я взбешенная канарейка, которая готова самой себе повыдирать перышки, а мама моя — оплот спокойствия, мудрости и доброжелательности. Я думаю, что с такой же милой улыбкой она попрощалась с моим отцом, когда тот решил уйти.

— Ты ведь сама за отца не боролась, раз уж на то пошло, — горько усмехаюсь я.

— Я эту битву проиграла, Мила, — спокойная, как сытый слон. — Твой папа полюбил другую женщину. Такое бывает.

Меня аж всю корежит от ее слов. Прям как в детстве, когда она меня уговаривала поехать с папой и его новой семьей в отпуск. И чувствую я то же самое, что и тогда. Липкую обиду, злость и несправедливость.

— Вредная ты, Мила, — мама устало вздыхает и скрывается на кухне. — Адам еще не знает, во что ввязывается.

В кармане коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении, которое я читаю как зловещую угрозу:

Будет вам космонавт.

Глава 11. буду твоим Звездным Одиссеем

Я думаю, что надо Ваню вести к психологу. О ночном дядьке, который заявил, что, он есть его папка, он не говорит. Делает вид, что никого не видел, не слышал и вообще гостя не было.

Сама начать разговор, что космонавта я выдумала, я не могу. Это хуже, чем заявить, что Деда Мороза не существует, как и волшебного зайчика, который передает через меня, когда возвращалась с работы, гостинцы.

И я вижу в нем тень Адама. Раньше я игнорировала этот момент. Он был моим сладким пупсиком, которому я целовала его крошечные ножки и меняла подгузники, а сейчас он стал старше, и, проклятье, не надо даже делать тест ДНК, чтобы подтвердить отцовство Адама.

Я не думаю, что я должна была тогда бороться за Адама, учитывая тот момент, что, он опять пропал с радаров. Наверное, по логике моей мамы я и сейчас должна всячески добиваться от него, чтобы он стал хорошим отцом, тянуть его ноздри в семью и названивать с требованиями, чтобы он завоевывал доверие сына.

А, может, ему просто не надо всего этого?

— Мам, я тебя люблю, — сонно шепчет Ваня.

— И я тебя, малыш.

Целую его в висок, вдыхаю запах детского шампуня и откладываю этот трогательный момент в копилку своих воспоминаний. Поправляю одеяло, и Ваня спрашивает:

— Когда папа вернется?

Сердце сжимается. Попробовать его убедить, что внезапный ночной гость — его папа? Не послушает. Он упрямый, и в этом он пошел не только в меня, но и в Адама.

— Малыш…

Смахиваю локон со лба и сажусь. Подбираю правильные слова, чтобы объяснить маленькому человечку, что сейчас происходит в нашей жизни и уже готова раскрыть рот, но вздрагиваю и цепенею в холодном от жуткого звука, от которого вибрируют окна.

То ли сигнализация, то ли сирена. Ваня испуганно жмется ко мне, в окна бьются вспышки света.

— Мам…

— Спокойно, — шепчу я. — Скорая, наверное.

Если это скорая, то точно приехала она из самого ада. В комнату врывается мама, и…

“Вууу-ум-вууу-ум-вууу-ум” за окном стихает, а затем кто-то зычным мужским голосом, от которого волосы на голове шевелятся, говорит:

— Звездный Одиссей приземлился… Миссия Астрова Адама по исследованию темной стороны луны завершена.

Я в шоке переглядываюсь с мамой, которая медленно и недоуменно моргает, а затем шепчет:

— Какого черта?

Стук сердца нарастает и может даже выскочит изо рта, потому что в груди ему тесно. Я напугана, дезориентирована и возмущена. Только я решилась на сложный разговор, какими идиотами могут быть взрослые люди, так Адам удивляет новыми горизонтами своего самодовольства.

— Ты меня спрашиваешь? — едва слышно отвечаю я, и Ваня вырывается из моих объятий.

— Папа. Это папа!

В бессилии и отчаянии наблюдаю, как Ваня подтаскивает стул к окну, взбирается на него и замирает. Вновь переглядываемся с мамой, и через секунду в диком недоумении смотрим на улицу.

На детской площадке у качелей стоит, мать ее, ракета. Прямо копия той, которую я рисовала.

Такая пузатая, трехкрылая и с красным острым навершием. И огромная, метра под два в высоту, а вокруг клубы дыма, под которым играют вспышки света.

— Умереть не встать, — тихо тянет мама.

Нет, я сплю. Я всего ожидала от Адама, но не ракеты и светового шоу. Передняя часть ракеты падает, дым становится гуще, и появляется собственной персоной "космонавт". В белом скафандре с желтыми нашивками-полосами на рукавах, как я и рисовала.

— Папа! — Ваня тянется к ручке окна.

— Не кипишуй, — мама открывает окно и приобнимает Ваню, чтобы тот от переполняющих чувств не сиганул со второго этажа.

— Папа! — визжит он, и машет двумя руками. — Мы тут!