Бывший. Ворвусь в твою жизнь

— Ну какая же ты все-таки сволочь, — отбрасывает вилку, вытирает губы салфеткой и встает, — Трудности люблю? И не мать-одиночка. У меня есть мама, которая была с нами все это время.

— А где твой отец? — неожиданно спрашиваю я.

— А тебе какое дело?

— Если у тебя нет отца, то это многое объясняет, — едко отвечаю я.

— Да ты что, — на кухне вплывает Ирина, садится за стол и рассматривает какой-то листок. — Безотцовщина порождает безотцовщину? Это так работает?

— Я же тебе говорила, что он козел…

— Наш папа слился после пяти лет Милы, — Ирина кладет листок на стол передо мной. — Ушел к другой женщине, у которой были дети от прошлого брака. До сих пор вместе. Делаю вывод, что это была любовь. Алименты, встречи по выходным были, но это никак ему не помогло сохранить хорошие отношения со своей дочерью, хотя я всячески старалась этому поспособствовать.

— Мам, — шепчет Мила. — Ему это все необязательно знать.

Передо мной лежит рисунок космонавта в скафандре среди желтых звезд. Лица нет, только круглый шлем. Рядом ракета. Явно не четырехлетка рисовал.

— Наша ложь далеко зашла, — Ирина вздыхает и откидывается на спинку стула. — И я без понятия как все это расхлебывать, — переводит взгляд на меня. — Есть идеи?

Глава 10. Вы друг друга стоите

Мила

Похоже, у Адама нет идей, раз он встает, подхватив рисунок космонавта:

— Благодарю за ужин, Ирина, и был рад познакомиться.

Складывает рисунок, кидает на меня разочарованный взгляд и выходит, а я за ним. В детскую не пущу, но он и не думает тревожить Ваню. Обувается в прихожей, накидывает пиджак и складывает рисунок космонавта, который у меня вышел сносным только с пятого раза, вчетверо.

Будет сейчас глупо кидаться на Адама в попытках забрать рисунок, однако завтра, вероятно, меня будет ждать истерика Вани, если после пробуждения не увидит на стене космонавта.

— В который раз убеждаюсь, — презрительно шепчет он и прячет рисунок в нагрудный карман пиджака к фотографии Вани, — что некоторые женщины слишком многое на себя берут. И нет, Мила, я не должен был за тобой бегать, валяться в ногах, разводить сопли-слюни и посыпать голову пеплом, чтобы потешить твое женское эго.

Вот как он воспринимает всю ситуацию: он непогрешимый альфа-самец, который имеет право на любовниц, ложь и шантаж.

— В наших отношениях, — подхожу к нему и заглядываю в лицо, — ты был старше и ты был мужчиной. Тебе стоило бежать за наивной девочкой в дикой истерике хотя бы для того, чтобы привести ее в чувство и чтобы она не попала в какую-нибудь историю. Когда я, значит, проявляла к тебе любовь на грани помешательства, тебе все устраивало, а как меня повернуло в другую полярность, так ты возмутился. Будь я уравновешенной девушкой, то не нырнула в эти две недели с таким восторгом. Хладнокровие оно касается и любви.

— А сейчас ты, я смотрю, взяла себя в руки, — ухмыляется.

— Потому что на кухне сидит мама, которая обнимет меня и успокоит.

Адам одергивает полы пиджака и выходит. Бесшумно закрывает за собой дверь, а я приваливаюсь к стене, закусив губы. Я не буду плакать.

— Сложный мужик, — мама пристраивается рядом с кружкой чая и резюмирует. — Такие хуже наркоманов.

— Мам, — вздыхаю я.

— И я права, — она невозмутимо делает глоток. — С наркоманами все ясно, а с твоим Адамчиком ни черта непонятно. Сам себе на уме. И здоровый такой, Мила. Прям шкафище, а не мужик.

— Ма…

— Я его представляла другим.

— Ма…

— Не знаю. Чуток поменьше, а тут обнимет и задушит.

Не задушит. В его объятиях было уютно, тепло и безопасно.

— Так он с концами ушел?

— Я не знаю.

— Спросила бы, — мама опять делает глоток. — Еще и рисунок забрал. Нового космонавта придется рисовать. Ты его теперь только побольше нарисуй, а то прошлый был каким-то хлюпиком.

— Мам, он разбил мне сердце.

— А ты в долгу не осталась, — держит кружку в ладонях и поднимает задумчивый взгляд на люстру. — Стоите друг друга.

— Ты сейчас должна быть на моей стороне, мам, — раздраженно отвечаю я, — а ты его котлетками кормишь, улыбаешься, шутки шутишь.

— Если он взбрыкнет, Мила, то мои котлетки сыграют свою роль, — серьезно смотрит на меня. — Да и вдруг он мне еще зятем станет, — деловито плывет на кухню, — а быть злобной тещей я не планирую.

— Сейчас твои шутки несмешные.

— А я не шучу, — разворачивается ко мне. — Знаешь, я была той женой, у которой увели мужа. И вот вроде бы я должна осуждать любовниц, но… ты бы тогда могла за него побороться.

— Что ты такое говоришь? — обескураженно шепчу я.

— Что думаю, то и говорю, — пожимает плечами. — Могла бы хотя бы попробовать, Мила. Не смотрят так мужики на своих детей, если у них не было чувств к их матери. Да, был женат, но я могу предположить, что вы не объяснились друг перед другом.

— Да что там объяснять? — цежу сквозь зубы.

— Ты вот так и отца своего не слушала.

— Ты серьезно? — я едва сдерживаю в себе крик.

— Когда в последний раз ему звонила?

— Зачем?

— Узнать, как он, — мама улыбается. — Сама ты на его звонки не отвечаешь.

— Он предал нас, — шепчу на грани истерики. — Ушел… Оставил…