Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

В животе скручивается тяжелое напряжение, грозящее подступить к самому горлу, но я ничего не могу с ним поделать, и в полнейшем оцепенении продолжаю наблюдать, как Айдаров отпускает Завгороднего и позволяет ему с глухим стоном завалиться к своим дизайнерским ботинкам, на фоне которых Костик смотрится пятном грязи.

— Ты… гребаный псих, — пыхтит он, сжимая рукой явно сломанный нос — кровь струится сквозь его пальцы.

В глубине души часть меня испытывает жалость при виде истекающего кровью Костика, но эта часть находится слишком глубоко, чтобы я позволила ей затуманить мне мозг. Завгородний мудак, и сломанный нос — меньшее, чего он заслуживает. Особенно после того, как этот ублюдок предложил отдать меня в уплату долга. И я даже не хочу гадать, позволил бы он этому случиться или все же лишь блефовал. Потому что ответ очевиден…

— Ладно тебе, чувак, остынь… — бубнит как сквозь слой ваты.

— Они трогали тебя? — рокочущий низкий голос Айдарова вытягивает меня из ямы оцепенения, и, проморгавшись от скопившихся слез, я наконец отрываю взгляд от бывшего и нахожу бесстрастное лицо Хакима.

По инерции мотаю головой. Мое дыхание резкое и в то же время глубокое. Отчасти я сказала правду. Прикасался ко мне только Завгородний. Но у парня в красной толстовке остался мой телефон. А еще у него есть нож, наверное, поэтому я не решаюсь сказать обо всем Айдарову. Не хочу, чтобы его жизни что-то угрожало.

И все же мне не удается предотвратить то, что происходит в следующее мгновение.

Дружок Завгороднего — тот самый, в красной толстовке — оказывается рядом с Айдаровым так быстро, что тот не успевает отреагировать на движение и получает удар в лицо. А затем парень достает нож и, ловким движением руки раскрыв его, делает выпад в сторону Хакима…

Воздух застревает в горле подобно раскаленному лезвию, и я позволяю стене поддержать меня, чтобы не упасть от шока.

Айдаров хватает ублюдка с ножом за шею, а затем впечатывает лицом в стену, позволяя глухому шлепку прокатиться ознобом по моим конечностям. Второй парень уже сомневается, стоит ли присоединяться к драке, с его конституцией даже не стоит и пробовать, разве что исподтишка, однако Айдаров хватает его за капюшон и рывком дергает на себя, второй рукой обхватывая за обе щеки.

— Я даю тебе шанс убраться отсюда. — Тот судорожно кивает, часто дыша через нос. — Но твои дружки останутся со мной.

После этого Хаким швыряет его вниз по ступеням и парень, спотыкаясь, убегает прочь.

На мгновение повисает тишина, которую нарушает лишь клацанье пальцев Айдарова по экрану телефона и приглушенные стоны Завгороднего и его дружка. От тяжело вздымающихся плеч Хакима я перевожу взгляд на два лежащих тела, и стоит только тому, в красной толстовке, попытаться подняться, как ударом ноги Айдаров тут же лишает его этой возможности.

От звука столкновения головы и стены я зажмуриваюсь, но сдавленный всхлип все же ускользает из моих дрожащих губ. А когда я чувствую прикосновение жестких пальцев к своему лицу, вздрагиваю и распахиваю глаза, сталкиваясь с взглядом Айдарова, лицо которого сейчас напоминает небо после шторма. Несколько секунд он изучает меня, мрачно нахмурив брови, а потом убирает руку и отступает, говоря немного хрипло:

— Иди домой, Алевтина.

— А ты? Я не…

Я замолкаю, когда встречаю его строгий взгляд, в котором все еще вижу гнев. И, судя по всему, Айдарову требуются усилия, чтобы сдержать его. С этой его стороной мне еще не доводилось встречаться. И надеюсь, я вижу ее в первый и последний раз.

— Мне не нужна твоя помощь, — бесстрастно. — А теперь давай. Поднимайся к себе и свари два кофе. Я приду, когда закончу с ними.

Сердце вмиг застывает во льду страха, и я в ужасе распахиваю глаза.

— Ты ведь не собираешься…

— Убивать? — Айдаров выпускает насмешку, покачивая головой. — Нет, я не собираюсь этого делать. А теперь иди домой. Губы уже синие.

На мгновение меня обескураживают последние слова, я даже раскрываю рот в беззвучном аханье, но, не зная, как на них реагировать, собираю в кулак остатки сил и заставляю себя сдвинуться с места. Сейчас, когда шок постепенно отступает, меня снедают иные ощущения. Усталость. Я даже удивлена, что мои окоченевшие от холода ноги слушаются меня. Однако я начинаю чувствовать что-то еще. Что-то, что плавится, как горячий свинец, разлитый по венам. Ведь как бы я ни отталкивала мысль о том, что впервые была нескончаемо рада столкнуться с Айдаровым, не получается. За жалкое мгновение он подарил мне то чувство защищенности, в котором я так нуждалась. А теперь я ощущаю себя отравленной этим. С каждым шагом жалость к себе все сильнее бьет по горлу тугим приливом горечи, но я борюсь с желанием заплакать. Точно так же, как и борюсь с мыслями о том, зачем он вернулся. Что бы там ни было в его голове, я не хочу об этом знать.

Услышав стон Завгороднего, останавливаюсь в полушаге от следующей ступени, а потом и вовсе разворачиваюсь и опускаю взгляд вниз, рассматривая на противоположной лестничной площадке склонившегося Айдарова. Он сжимает окровавленные щеки Костика и говорит обыденным тоном: