Быть русскими – наша судьба

Всё это было очень серьёзно. Это была не блажь каких-то аморальных субъектов, получивших в свои руки власть. Это была первая проба сил только ещё нарождавшейся на Западе постпротестантской цивилизации, избравшей своим испытательным полигоном Россию. Русские были для провозвестников этой цивилизации чем-то вроде крыс – если на них получится, значит, можно и на людях. Недаром вся левая интеллигенция Европы и США с напряжённым вниманием следила за построением социализма в СССР и заставила Антанту прекратить военную интервенцию. Недаром известный проповедник аморализма Андре Жид, не нашедший в то время должной поддержки во Франции, пытался найти её в Советском Союзе и специально приезжал к Сталину, чтобы уговорить его разрешить законодательно однополые браки.

Любопытно в этой связи заметить, что и протестантская цивилизация перед тем, как вышла на европейскую сцену, поиграла мускулами на Руси в виде «ереси жидовствующих» 1470-х годов (в Германии протестантизм поднял голову лишь через пятьдесят лет – в 1520-х). Тогда эксперимент, проделанный на русских, провалился, иммунитет у православной Руси оказался достаточно сильным. Ну а что с ультразападническим экспериментом 1920-х годов?

И на этот раз он на нас не прошёл. «Пролетарская культура» не нравилась, даже несмотря на то, что в её создании принимал участие гениальный Маяковский. Теория «стакана воды» тоже не получила отклика. Крепкая семья оставалась для русского человека одной из главных ценностей. Но вожди решили, что народу надо в чём-то уступить. Что же касается бесстыдной постпротестантской цивилизации, то через тридцать лет после неудачи у нас она восторжествовала у себя в результате триумфальной победы американской «сексуальной революции» 1960-х.

Глава 9 Учение начинает переделываться

К исходу двадцатых всё в России начало резко меняться. Сама атмосфера становилась другой. Относительная вольница, допущенная большевиками в предположении, что всякая кухарка научится управлять государством, кончилась, и они принялись закручивать гайки. В чём заключалась первопричина этого?

В посёлке Борисоглебский, куда я пригласил вас, мои дорогие читатели, особенно хорошо думается о вещах смысловых и принципиальных, к которым, конечно же, принадлежат и первопричины, – здесь нет шума городского и воздух удивительно свеж. Давайте же воспользуемся тем, что находимся в таких благоприятных для философствования условиях.

Прежде всего ответим на вопрос: что за люди были стоявшие у власти большевики, что ими двигало в принятии решений.

Это были страшные люди. Страшны они были не потому, что обладали от природы патологической жестокостью. По своей человеческой натуре многие из них были добрыми и благожелательными к окружающим, готовыми в частной жизни помочь человеку, нуждающемуся в помощи. Но они были фанатиками, слепо верящими в учение Маркса, как в абсолютную божественную истину, и это делало их опаснее любых обычных злодеев. Ведь боготворимое ими учение было неосуществимой утопией, а они скорее согласились бы умереть, чем от него отказаться. Люди, одержимые бредовой идеей, всегда были и всегда будут, но они обычно доставляют неудобства только своим близким, а если чересчур активизируются, их помещают в психушку, так что трагедия лжеверия разыгрывается лишь в каком-то узком кругу и в их собственной душе. А тут фантазёры, страдающие навязчивыми комплексами, не просто находились на свободе, но и сумели захватить руль управления государством, заразив часть населения своей страстной убеждённостью, характерной для психопатов. И расплачиваться пришлось не только этим психически неполноценным «вождям», компенсировавшим свою духовную ущербность принятием простой до примитивности схемы, но всему великому, талантливому, но слишком доверчивому русскому народу.

Для тех, кто не видит в убежденных революционерах никакой патологии, а считает их элементарными злодеями, демагогами и хапугами, приведу любопытнейший факт, зафиксированный в учебнике психиатрии профессора Сербского, выдержавшего не одно издание. Согласно медицинской статистике, в периоды революций (не только нашей) число зафиксированных шизофреников резко уменьшается. Это может свидетельствовать лишь о том, что в эти кризисные времена общество утрачивает объективные критерии психоза, и паранойя, заключающаяся в одержимости бесом «построения нового мира», перестает считаться болезнью, так что эта группа психологов выпадает из статистики.