Быть Хокингом

Во время этих семинаров, в частности того, который посетили Стивен и Найджел Вайсс, у меня возникло несколько забавных аналогий. Больше всего мне бросилось в глаза то, что во второй половине ХХ века положение женщины в обществе, как оказалось, не очень-то изменилось по сравнению с веком XII, несмотря на деятельность Хильдегарды, неоднократно подтверждавшей потенциал и способности женщин. Что касается космологии, меня поразила мысль о том, что, несмотря на революционный научный прогресс XX века, некоторые концептуальные связи с прежними теориями сохранились до сих пор. Система Птолемея, легко принятая в XIII веке, но затем уступившая место гелиоцентрической системе Коперника, все еще, как ни странно, не сдавала свои позиции в том, что касается одного из космологических принципов XII века: антропного принципа.

Этот принцип был предметом многочисленных споров, которые Стивен в то время – в конце шестидесятых – начале семидесятых – вел с Брэндоном Картером, обычно в субботу после обеда, когда мы уезжали из Кембриджа в пасторальный рай деревенского коттеджа, который купили и отреставрировали недавно сыгравшие свадьбу Брэндон и его жена-бельгийка Люсетт. Мы с Люсетт подолгу гуляли с Робертом в поле, разговаривая по-французски о наших любимых авторах, художниках и композиторах, готовили чай и ужин, а в это время Брэндон и Стивен вели напряженную интеллектуальную схватку по поводу подробностей принципа, в которой ни один из них не уступал ни на йоту.

Антропный принцип, насколько я поняла из объяснений Стивена в те редкие минуты, когда мне удавалось поприсутствовать на обсуждении его работы, поразил меня концептуальной близостью со средневековой Вселенной. В средневековой Вселенной Птолемея человек ставится в центр мироздания антропным принципом, точнее, его «сильной» версией. Сторонники сильной версии антропного принципа утверждают, что Вселенная, в которой существуем мы, является единственно возможным вариантом Вселенной, в которой мы могли бы существовать, поскольку со времени Большого взрыва, случившегося пятнадцать тысяч миллионов лет назад, она расширялась в соответствии с заданными условиями, часто подразумевающими маловероятные химические совпадения и очень тонкие физические подстройки, необходимые для возникновения разумной жизни. Разумная жизнь, в свою очередь, могла бы задать вопрос: почему наша Вселенная такова, какой мы ее наблюдаем, но такой вопрос представлял бы собой тавтологию, поскольку ответ на нее следующий: если бы Вселенная была хоть в чем-то иной, то не существовало бы разумной жизни, способной задать такой вопрос. Таким образом, можно сказать, что человечество до сих пор занимает особое место в центре Вселенной, как и в системе Птолемея. Если для средневекового человека такое особое место служило подтверждением связи между человечеством и Создателем, то современные ученые посмеиваются над такими коннотациями антропного принципа.

Хотя современная Вселенная уж точно не отягощена средневековыми концепциями рая и ада, тем не менее она представляет собой гораздо более враждебную среду по сравнению с безупречно обустроенным средневековым космосом: чего стоят одни только перепады температур и пугающая протяженность пространства и времени, в которой человеческая раса чувствует себя столь одинокой. В 1968 году на какой-то момент всем показалось, что мы все-таки не одни в бесконечных просторах Вселенной. Зайдя февральским днем на кафедру, я обнаружила, что вся преподавательская гудит от волнения. Аспирантка по радиоастрономии Джоселин Белл и ее научный руководитель Энтони Хьюиш обнаружили исходящий из космоса радиосигнал, выдающий периодические импульсы, при помощи цепочки радиотелескопов, установленных на станции Лордз-Бридж, законсервированной ветке железной дороги Кембридж – Оксфорд, приблизительно в трех милях от Кембриджа. Возможно, эти сигналы и были предвестником первого контакта с инопланетной цивилизацией – маленькими зелеными человечками? В шутку источник радиоволн сразу окрестили LGM[79]. Волнение сразу стихло, как только стало известно, что сигнал исходит от нейтронной звезды, крохотного звездного обломка размером около тридцати километров в поперечнике, имеющего невероятную плотность в сотни миллионов тонн на кубический сантиметр. На нейтронных звездах никакой жизни быть не могло.