Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне

Император предполагает сопровождать меня до места назначения, после чего поедет в Астрахань. Затем он должен воротиться в Петербург, а мне, несомненно, предстоит изрядно одинокая зима. Все сие решилось за три дня. Не знаю, будут ли еще какие-нибудь иные планы, равно как неизвестно мне ни время, ни способ путешествия, однако же вы, маменька, должны первой узнавать обо всем, что касается моей персоны. А эта Италия свалилась на меня словно с небес (помните, еще весной речь шла только о юге России): ежели возникло бы сие несколько ранее, у меня было бы время списаться с вами, дабы узнать, возможно ли продлить пребывание у вас, ибо здоровье ваше и влияние на него совершенно иного климата, не говоря уже о ваших привычках, не позволяли мне надеяться на приезд ваш ко мне в Италию. Да и положение сестер таково, что им невозможно пожертвовать для меня своим временем.

Другое дело, будь жива Амалия[35]. Сей план мне объяснили в том смысле, что я смогла бы повидаться с вами только проездом, а остальное время пришлось бы отдать без остатка всем, кто только обитает ныне в Италии, для показа от города к городу von einer kranken Kaiserin[36]. Понятно, маменька, что сие отвращает меня! Если дала бы я свободу своему перу, то написала бы по сему поводу многие тома.

32. Таганрог, 8/20 октября 1825 г., четверг, 11 часов утра

Недавно я спросила у Императора, когда предполагает он воротиться в Петербург, поскольку мне очень важно знать сие заранее, дабы приготовить себя к мысли о расставании, как к хирургической операции. Он ответил мне: «Еще посмотрим, но по возможности позднее и во всяком случае не ранее Нового года». Это подняло мое настроение на весь день, и вы, милая маменька, конечно же, разделяете мои чувства.

33. Таганрог, 8/20 ноября 1825 г., воскресенье, 9 с половиною часов вечера

В четверг Император воротился из Крыма, но радость от сего возвращения была отравлена для меня его простудой, каковую столь легко получить в жарком климате, где вечера отличаются изрядной свежестью. На южном берегу Крыма его встретило совершенное лето, зелень на всех деревьях и цветущие розы на открытом воздухе. Но там он и простыл во время вечерней верховой прогулки в греческий монастырь.

Даст Бог, пока письмо мое дойдет до вас, мы уже обо всем забудем. У врачей нет ни малейших опасений, но когда я вижу, что ему плохо, то страдаю более, чем он сам.

Все эти дни у него беспокоящий жар. Тем не менее он и не подумал лечь в постель, а сегодня вечером прекрасно выспался. Надеюсь, это уже начало выздоровления.

34. Понедельник, 9/21 ноября, 10 часов утра

Слава Богу, Императору лучше! Он хорошо провел ночь и пропотел, что врачи полагают весьма благоприятным.

35. Четверг, 12/24 ноября, 10 часов утра

Сей ночью у Императора поднялся сильный жар, хотя это и предвидели, предыдущий был вполне ко благу. С терпением и верою в Бога болезнь сия пройдет, как и многие другие. ‹…›

36. Таганрог, 15/27 ноября 1825 г.

Любезная маменька, я живу, но сама не понимаю как: у Императора, сего ангела доброты, тяжелая горячка! Маменька! Если Бог не поможет нам, я предчувствую ужасное несчастье. Хоть бы сжалился Он над нами и еще над 50-ю миллионами! О, маменька, маменька, только и одна надежда, что на Господа! И вы тоже будете страдать вместе со мной! Но я надеюсь и не перестаю надеяться. Да помилует нас Бог!

37. Таганрог, четверг, 19 ноября/1 декабря 1825 г.

Любезная маменька, ангел наш уже на Небесах, а я еще здесь, на земле, несчастнейшее из созданий среди всех, кто оплакивает его. Хоть бы скорее и мне пойти к нему! О, Боже, сие почти выше сил человеческих, но раз оно послано Господом, должны быть и силы все претерпеть. Я не ощущаю самое себя, не понимаю, сон это или нет. Вот его волосы, любезная маменька! Увы, зачем ему пришлось так страдать! Но теперь на лице его выражение покоя и доброты, столь ему свойственных, словно он всем доволен. Ах, любезная маменька, как мы все несчастны! Пока он будет здесь, и я здесь останусь, а когда отправится, то, если возможно, поеду и я с ним, пока смогу.

Не знаю, что будет теперь со мной. Не оставляйте меня вашими заботами, любезная маменька!

38. Таганрог, 5/17 декабря 1825 г.

Поверите ли, маменька, что первое соболезнование получила я от великого князя Константина и с восхищением благодарю за это Провидение! Из всего семейства Константин был, несомненно, более всех любим несравненным своим братом, что вполне естественно, поелику они вместе росли, начиная с самого нежного возраста.

Для меня драгоценно и умилительно его письмо, исполненное сочувствия и дружественности, тем паче, что исходит оно от брата, а не от преемника.