Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне

В отсутствие Императора[26] я буду лишена, любезная и добрейшая моя маменька, возможности посылать вам письма с курьерами, посему пользуюсь представляющимся мне ныне случаем, хотя не имею ничего нового, чтобы сообщить вам. Отъезд его назначен на первые дни августа, и для меня это весьма печальное событие! Не говоря уже о мучении снова провожать Императора неизвестно на какой срок и связанных с этим страхах и беспокойствах, я снова буду принуждена отбиваться от политических сплетен всех мастей, как оно всегда бывает при его отъездах из России, которые неизменно будоражат умы (начиная с самой Императрицы-матери). И вот я снова в совершеннейшем одиночестве, среди сего семейства, где нет даже тени теплого ко мне чувства, а ведь с годами и жизненным опытом у меня все меньше потребности в легкомысленных развлечениях, и сочувствие становится все необходимее для моего сердца. Императрица-мать заметно сдает, и молодой Двор, ее дети, подталкивают ее на то, что она первая осудила бы пятнадцать лет назад. В Павловске, например, ее повседневное общество состоит из молодых девиц и низших офицеров, от сего там такой тон, который шокирует всех посторонних. И это всего лишь тысячная доля того, что приходится видеть, не имея возможности хоть что-нибудь изменить. Все сие составляет для нас с Императором чуть ли не постоянные мучения. Конечно, только он один может помочь делу, но его удерживает и характер матери, и некоторая боязливость, вполне простительная для сына. Вот афоризм Александрины, хвалебный по своему намерению, но на самом деле это почти эпиграмма: «Was ich so liebe in der Kaiserin Mutter ist, das sie mit dem Geist der Zeit fortschreitet; es ist sogar seine Etiquette und gene bei ihr!»[27]

Воистину так, но посмотрим, что из сего получится. Судите сами, любезная маменька, сколь сие для меня приятно! Общение, в котором нет истинного чувства к Императору, а лишь одно притворство, только сковывает меня, не давая ничего взамен, даже развлечений. Вот что ожидает меня в будущем! Во время последних отъездов в Троппау и Лайбах[28] здесь, по крайней мере, не было детей, и Императрица-мать была более покладиста, благодаря чему многие вещи просто не случались. Другое дело, если бы я могла удалиться от Двора: тогда, быть может, нашлись бы развлечения в каком-нибудь ином обществе, но при здешнем Дворе нет ничего ни для ума, ни для сердца, а когда приговорен вращаться в этом кругу с постоянной тяжестью в душе, то просто какой-то ад! Если бы только уехать прочь отсюда! Вот мое самое мучительное желание! Но как и куда? Греческие дела[29] не позволяют, как оно ни соблазнительно, ехать в Одессу и Крым. Император никогда не допустит сего при нынешних обстоятельствах: там вся местность наводнена греками. (Бедные мои греки! Для меня это было бы еще одним побуждением к таковому путешествию!) Но Император побоялся бы интриг и, быть может, того, что я каким-либо образом скомпрометирую себя. Нет, положительно он никогда не согласился бы! А чтобы поехать вместе с ним в Италию, об этом нечего и мечтать! Что касается свидания с вами, добрейшая моя маменька, это было бы уже отдельным путешествием и расходами только для меня одной, а ныне, когда стремятся отрезать от одного для удовлетворения другой надобности, после неурожайного года, при стольких несчастных во многих провинциях, я не смогу решиться на трату денег ради себя, да еще и для вывоза из страны. Вот сколько соображений, мешающих мне даже думать о том, как бы выпутаться из того пренеприятнейшего положения, в которое повергает меня отъезд Императора.

Утешаюсь разве что возможностью излить все сие перед вами, любезнейшая моя маменька! Но сколько еще у меня на сердце иных, сокровенных мыслей и порывов, производящих в нем моральную лихорадку! Закопчу сей сюжет повторением сказанного вчера в почтовом письме – надеюсь, Небо сжалится надо мной и поможет душе моей обрести покой. Но, даже не считая собственной моей персоны, вояж Императора будет, по моему разумению, совершенно бесполезен – для достижения желательных целей нет надобности ехать так далеко. Русские всегда с сожалением смотрят на его поездки в чужие края. Сие вполне естественно и даже лестно, но зато чувство сие легко переходит в раздражение, подобное досаде влюбленных.

Недовольные, коих всегда и везде предостаточно, пользуются этим, и вот вам всяческие злонамеренные слухи! Надеюсь, конечно, что дело слухами и ограничится, но, на мой взгляд, по возможности и их надобно избегать. Ведь они доходят до ушей Императрицы-матери; недовольные приступают и к Николаю, я же тем временем все вижу, все слышу и терплю, желая только одного – скрыться от всего этого за тысячу лье. Вот, любезная маменька, что ожидает бедное мое я этой осенью и зимой, и в письмах своих я постоянно к сему возвращаюсь, поелику вы желаете прежде всего знать обо всем, ко мне относящемся.