Быль и небыль

Жадный он был до денег и все богател. А семейство имел небольшое: жену да дочку — и только-то.

Вот раз приходит этот барин на кухню и говорит кухарке:

— Приготовь к завтрему на обед всякой всячины и как ни можно лучше. Открылось мне нынче в сновидении: будет к нам в гости сам господь бог.

Кухарка думает:

«Что это барин-то наш? Видно, с ума спятил?»

Однако перечить не смеет. Принялась готовить. А барин вышел, созвал рабочих своих и приказывает им всю дорогу — от крыльца до конца — красным сукном выстлать. Поставил сторожей, наказал: эта дорога никому, кроме бога! А сам сел на стул против ворот и сидит — дожидается.

Утро сидел и день сидел — никого на дороге не видать.

Вот уж и ссумерилось совсем. Глядь — идет к воротам старичок — в рваной одежонке, в грязных лаптях — и прямо по сукну!

Сторожа его гнать, пихать, а старичок идет да идет — никак они с им не сладят.

Подходит старичок к барину, кланяется в пояс:

— Мир тебе, хозяин! Пусти ночевать.

Разгневался барин:

— Эх, — говорит, — так и несет тебя лукавый с грязными-то ногами, в лаптищах-то, по ковру. Я, — говорит, — самого господа бога в гости жду, а ты тут грязнишь. Пошел прочь!

Повернулся старичок, назад пошел.

А как настала ночь, он опять объявляется.

Приходит на кухню, к барской кухарке, и просит:

— Пусти, голубушка, на кухню ночевать!

— Ой, нет, старичок, зайдет сюды барин — беда будет. Не живать на свете ни тебе, ни мне. А ты лучше поди в курятник и ночуй там. Да ты табачищем-то не балуешь ли?

— Нет, — говорит старичок, — не балую.

— Ну и ладно. Да смотри — не моги дуть огонечка, а то барин увидит, догадается.

Пошел старик в курятник. А немного погодя кухарка взяла хлебца, молочка, постелю свою и понесла ему.

Вишь, пожалела она старичка-то.

«Я, — думает, — и так пересплю. А ему помягче постлать! Старый ведь человек!»

Подходит к окну и видит — светится в курятнике…

Заглянула она в окошко. Сидит тот старичок, а по бокам ещё двое — малость помоложе, и насупротив каждого по свечке горит.

Вошла она скоро в курятник и давай выговаривать:

— Что ж ты, старичок, я тебя одного пускала, а ты сам ещё двоих пустил!

— Да ведь и они, тетушка, ночевать хотят.

— Я тебя как просила огонечка не дуть, а ты три свечки вздул. Шабаш будет, коли барин увидит.

— Ничего, — говорит, — не увидит. Не бойся.

Вышла кухарка из курятника, стала под оконцем, слушает.

— Господи, — говорит один старичок, — нынче на деревне овца серого барана принесла. Какую ему судьбу написать?

А тот старичок, что прежде всех пришел, отвечает:

— Напиши: этого барана волк съест. Такая его судьба.

— Господи, — говорит другой старичок, — сегодня о полночь родила баба мальчика. Каким его счастьем наделить?

А тот отвечает:

— Нашего хозяина счастьем. Вырастет дитя и всем именьем его владать будет.

Подивилась таким речам кухарка и не посмела дальше слушать. Ушла в дом. А утром заходит она в курятник — старичков проведать — и видит: нет никого! Пропали, как не бывали.

Она — к хозяину.

— Вот, — говорит, — барин, вы гостя давеча поджидали. Был ведь гость-от.

— Как так был? Чего не разбудили?

— А старичок-то в лаптях, что вы вчерась прогнали. Это ведь он самый и был — господь бог-то…

— Что врешь, дура-баба! Ежели бы это бог был, так неужто бы он в рваной одежке пришел? Или у бога одежи мало?

— Нет, бог и бог, — говорит кухарка и рассказала барину, как она пускала одного старичка в курятник, а очутилось три, и как подслушала под окошком, что они говорили.

Усумнился барин.

— Это дело, — говорит, — проверить надо.

Приказывает запрягать и — айда на деревню.

Разыскали ту бабу, у которой ночью овца барашка серого принесла. Заходят в избу.

Барин думает:

«Погоди! Мы сейчас пробу сделаем: купим этого барашка».

Начинают торговаться.

Ну, баба много не запросила: что ей эдакой баранчик? Добро бы — неделька была али две, — а то и на свете-то ещё не жил.

— Берите, — говорит, — сделайте милость.

Купили баранчика, привезли домой, дня три попоили, и приказывает барин:

— Обдерите мне этого барашка. Зажарьте к обеду.

Зажарили.

— Подавайте на стол!

Стали обед подавать. Надо барашка разрезать, а он до того жарок, что не подступиться к нему. И так и этак норовятся — жарок баран.

Ну, что ж! Поставили его на окно остудить. «Зачем, думают, — руки зря палить? Пригодятся руки-то!»

Поставили, значит, на окно. Вдруг — ниоткуда бывший — волк! Тяп ягненка с латки — и был таков! Откуда взялся — туда и скрылся.

Призадумался барин. Дело-то, выходит, действительно правда.

— Запрягай, кучер, лошадей, поедем в ту деревню, где мальчик рожен. Купим того мальчика.

Сели, поехали ту деревню искать. Нашли. Заходят в избу, спрашивают мужика:

— Родила у тебя баба?

— Родила…

— Кого?

— Мальчика.

— Продай мне.

— Ну, что ты, барин! Кто ж робят продает? Да мне самому робята надобны.

(А у самого робят-то куча!)

Барин уговаривает.

— Да что вам не продать? Знаете, у меня именья сколько? А своих сыновей нету — только дочка. Я его выращу, человеком сделаю — не пастухом. Заместо сына мне будет, а у вас ещё много останется. Да и денег вам дам — заживете!

Ну, батька с маткой согласились, продали ребеночка. Продали и барину отдали.