Быль и небыль

Вот дрова нарубились и в сани уложились. Тут Емеля опять приказывает:

— А ну, один топор, пойди-ка да сруби мне дубинку. Да смотри у меня, чтобы крепкая была!

Топор пошел и срубил дубинку.

Примостился Емеля на возу, дубинку рядом положил и пустился в обратный путь. С горки на горку, через речку да через поле — прямехонько в деревню. Покрикивает, вожжами покручивает, во весь дух катит.

Только он на главную улицу выехал, тут его и поймали. С воза стащили, начали подергивать да пощипывать.

А Емеля прикрыл рот ладонью и потихоньку говорит:

— А ну-ка, дубинка, по щучьему веленью, по моему хотенью, выручай хозяина.

Соскочила дубинка с воза да как пошла по спинам да по затылкам гулять. Ломает, молотит, кого не в лоб, того по лбу. Люди так наземь и валятся.

Не успел Емеля оглянуться, а уж дубинке и бить некого.

Вскочил Емеля на воз:

— А ну-ка, сани!.. — и покатил домой.

Так с разгону в ворота к себе и въехал. Дрова сбросил и скорей на печь — лежит, бока греет.

Вот лежит наш Емеля, полеживает, а слава о нем по всем дорогам летит. Долетела она и до царского дворца.

Как услышал царь про такое чудо, нестерпежь ему стало, — до смерти узнать хочется, как это людей без лошади давить, без рук колотить.

— А позвать ко мне этого молодца! Пусть ответ держит!

Поскакал гонец к Емеле. День скачет, ночь скачет, едва живой прискакал.

— Где дурак? — с порога кричит.

А Емеля ему с печи:

— А вон на пороге стоит.

Рассердился гонец:

— Ах ты, такой-сякой! Да как ты смеешь царскому гонцу такие слова говорить!.. Да я тебя… Да ты у меня!.. Собирайся живо, приказано тебе к царю явиться!

— А чего я там не видал, — говорит Емеля, — мне и здесь хорошо.

Затопал ногами гонец:

— Ну, погоди же, запляшешь ты у меня!

А Емеля только смеется.

— Смотри, — говорит, — как бы самому не заплясать.

Отвернулся он к стенке и тихонько говорит:

— А ну-ка, по щучьему веленью, по моему хотенью, ступай, гонец, в царский дворец. Да не шагом, не бегом, а вприсядку.

Не успел он договорить, а гонец уж подбоченился, да как пошел выкидывать коленца. Так плясом на самую дорогу и выкатил.

Хочет он назад завернуть, а ноги его не слушают, ноги Емелю слушают, прямо к царскому дворцу гонца несут.

А царь уже на крылечке стоит — ждет не дождется.

— Где Емеля? — кричит. — Подавай сюда Емелю!

Утерся гонец рукавом, перевел дух и отвечает:

— Хочешь казни, хочешь милуй, а я к этому сатане больше не пойду. Наплясался!

Призвал царь своих министров и генералов и приказывает:

— Доставить мне Емелю. Чтобы к завтраку здесь был. А не доставите — всем головы долой. — И пошел в свои покои.

Стали министры да генералы думать. Думали-думали, ничего не придумали.

Тут вызывается один старичок — отставной генерал.

— Ладно, — говорит, — я поеду. Чем черт не шутит!

Сел в карету и поехал.

Вот подъезжает он к Емелиному дому.

Карету у ворот оставил, через двор пешочком семенит.

В избу вошел, поясной поклон отвесил и ласково говорит:

— Не угодно ли вам, Емельян Иваныч, в карету пожаловать. Царь-батюшка без вас не пьет, не ест, все в гости к себе поджидает.

— Видать, он у вас сытый, — говорит Емеля. — Ужо проголодается, так меня ждать не станет. — И повернулся к стенке.

Вздохнул старичок.

— А уж царь-батюшка и подарки вам приготовил: красный кафтан, да красный кушак, да красную шапку. Зря пропадет добро…

Услышал это Емеля и опять к генералу повернулся.

— А сапоги, — говорит, — приготовил?

Обрадовался генерал.

— Как же, как же, — говорит, — узорчатые, с подковками. Пожалуйте в карету!

— Нужна мне твоя карета, — отвечает Емеля. — Я и без кареты скорей твого доеду.

Нахлобучил он шапку, подтянул кушак.

— А ну-ка, — говорит, — по щучьему веленью, по моему хотенью, вези меня, печь, в царский дворец.

Затрещала изба, зашаталась.

Вышла печь из угла на середку, потопталась на месте — да как пойдет — через сени, да во двор, да на улицу, — только пыль сзади стелется.

Генералу за ней и не поспеть.

— Гони! — кричит кучеру. — Настегивай!

Так и приехали к царскому дворцу. Впереди Емеля на печи, позади — генерал в карете. Увидал их царь, да так и обмер.

— Не позволю! — кричит. — Нет на то моего царского указа, чтобы печки с места снимались да по дорогам шатались. Взять его!

Кинулись к Емеле царские стражники. Да где им! Емеля на печи, как на коне, гарцует. На одного наедет, другого придавит, третьего к стене прижмет.

Такой шум в царском дворе поднялся — до самого неба стоит. Вся царская челядь на крыльцо высыпала. Тут и министры, и генералы, и даже сам казначей.

Услышала шум и царская дочка. Выглянула она из своего терема.

— Ах, батюшки, — говорит, — да я такого молодца и во сне не видала. Другой и на коне, как на печи, сидит, а этот — на печи, как на коне.

Высунулась она из окна по самый пояс и машет Емеле платочком. А Емеля и рад — осадил печку у самого терема и шапкой царевне помахал.

— А что, красавица, — кричит он. — Не пойдешь ли ты за меня замуж?

— А ты меня на печке покатаешь? — спрашивает царевна.

— Отчего же не покатать? — говорит Емеля. — Покатаю.

Выбежала тут царевна во двор да прямо царю в ноги.

— Батюшка, — говорит, — отдай меня за этого молодца!

Рассердился царь: