Начать хотя бы с того, что эпоха войн и революционных потрясений, продолжавшаяся почти семь лет, — с лета 1914 по весну 1921 г., а также кризис военно-коммунистической системы имели самые негативные последствия для экономики и социальной сферы, предопределяли крайне низкие стартовые позиции для любых реформ, какой бы характер они ни имели и какие бы задачи ни решали. Прежде всего Россия понесла чувствительные людские потери. Участие в Первой мировой войне, интервенция и Гражданская война стоили нашей стране несколько миллионов жизней. Помимо этого, два миллиона человек оказались в эмиграции, среди них было немало рабочих. Кроме того, города и веси были наполнены миллионами калек, беспризорных, людей, утративших кров и родных, что также долгие годы негативно влияло на восстановительные процессы в экономике. Но главным наследием, с которым страна вступала в полосу новой экономической политики, являлось даже не это, а то ожесточение, тот раскол общества, которые прежде предопределяли бескомпромиссный, кровавый характер Гражданской войны, а теперь все еще густой пеленой окутывал сознание и ответственного работника, и нэпмана, и представителя интеллигенции, и крестьянина, и рабочего. Раны, обнажившиеся в годы революции и Гражданской войны, были столь глубоки, что простой декларацией мира излечить их было невозможно. Неслучайно в последние годы появились историки, называющие нэп то продолжением военного коммунизма, то продолжением Гражданской войны. Эти современные оценки — тоже преувеличение, но они гораздо ближе к действительности, чем прежние сусальные картинки, рисующие нэповское замирение и процветание.
Нэп не был продолжением Гражданской войны, но он стал временем, последовавшим непосредственно за Гражданской войной, унаследовав многие ее пороки и родовые черты. На международной арене это проявилось, к примеру, в той непомерно завышенной роли, которую играл в начале 1920-х гг. в проведении советской внешней политики Коминтерн, а внутри страны — во временном отказе от амбиционных планов прежнего имперского государства по индустриализации и освоению обширных территорий на Востоке страны. Разрушительные импульсы Гражданской войны изживались обществом болезненно и постепенно. К 1925 г. в основном завершилось восстановление отечественной промышленности, но промышленное производство составило лишь около 75 % от довоенного. Недостаточно быстро шло восстановление топливной базы. Так, довоенные нормы добычи угля в важнейшем угледобывающем районе Донбассе были достигнуты только в 1927/28 хозяйственном году. Не поспевало за общими темпами развития экономики и состояние транспорта. При этом даже такие, довольно скромные, результаты достигались дорогой ценой. И, так получалось исторически, прежде всего расплачиваться за восстановление промышленности приходилось рабочим. Мало-помалу вознаграждение за их труд повышалось, но, во-первых, от слишком низкого исходного уровня, и, во-вторых, не так быстро, как того можно было желать. Кроме того, угнетала рабочих и общая атмосфера, порожденная переходом к новой экономической политике. Они вдруг ощутили, что эпоха революционного романтизма осталась позади. Привыкшие считать себя победителями в революции, хозяевами страны, рабочие с ненавистью смотрели на лоснящиеся витрины магазинов, цены в которых были недоступны для их кошельков, на проносящихся в легковых авто вальяжных нэпманов, на "красных управляющих", вышедших из рабочей среды, но теперь без сожалений и угрызений совести порвавших с ней, на спецов — бывших владельцев предприятий и мастеров, за хорошую плату и высокие должности пошедших на службу к Советам. В силу сказанного совсем не удивительно, что рабочие нередко расшифровывали нэп как "Новую Эксплуатацию Пролетариата" — в большей степени сознание определяет все-таки бытие, а не передовицы в газетах "Правда", "Известия" и "Труд". Результатом отторжения рабочими отдельных сторон нэпа и становится рост массовых протестных выступлений в 20-е гг. прошлого века.