Бунтующие пролетарии: рабочий протест в Советской России (1917-1930-е гг.)

Лишь в самое последнее время начала формироваться новая, объективистская историографическая традиция освещения самого кронштадтского восстания и сопутствующих ему событий, представленная прежде всего работами С.В. Ярова. Прежде всего Яров, а также другие историки-объективисты отмечают чрезвычайную неоднородность взглядов рабочих Петрограда в марте 1921 г. Безусловно, определенные симпатии к восставшим у некоторой части петроградских рабочих существовали, но они были очень аморфны, неустойчивы, имели очень небольшое распространение. Благодаря грамотно построенной пропаганде большевикам удалось добиться того, что кронштадтцев осуждало гораздо больше рабочих, чем сочувствовало им. Главной козырной каргой большевистской пропаганды становится усиленный акцент на руководящей роли в Кронштадтском восстании царских офицеров, в особенности генерала Козловского. О том, что во главе восставших находится царский генерал, в те дни говорилось не только в правительственной прессе, но и в свободно циркулировавших по городу слухах, отражая недоверие петроградских рабочих к восстанию. Однако преобладающим настроением рабочих города по отношению к Кронштадту было все же не осуждение, как о том писала советская историографии, а индифферентность, апатия, равнодушие. В чем же причина этого явления?

Ответов на этот вопрос существует множество. Можно сослаться на предпринятые чрезвычайкой в феврале — марте аресты правых социалистов и других несогласных. Можно выделить гипнотизирующее воздействие на рабочих напористой большевистской пропаганды. Называются и другие, не столь очевидные, но не менее значимые факторы. К примеру, свою роль сыграла тенденция социальной самоизоляции, под которой следует понимать растущее взаимное недоверие и отчужденность между различными общественными группами, стремление к социальной автономии. В кронштадтские дни она выразилась в недоверии и неприязни, которые испытывали петроградские рабочие по отношению к матросам. В их глазах матросы, или, как их еще называли, "клешники", представлялись некими носителями разрушительного, анархического и даже тиранического начала революции, не вызывали сочувствия. Были и другие причины, о которых некоторые историки, до сих пор видящие в рабочих передовой, наиболее сознательный класс, не готовы говорить открыто: в конце февраля — начале марта советские власти выделили фабрикам и заводам города не только дополнительное количество хлеба, но и такие экзотические товары, как мясо, сахар, даже шоколад, а также обувь, одежду, дрова… В результате рабочие Петрограда были больше озабочены тем, как поделить нежданно-негаданно свалившееся на них "богатство", чем выражением солидарности с далекой морской крепостью. Повлияли, видимо, и многие другие обстоятельства, подчас недоступные современному историческому анализу из-за скупости и противоречивости содержащейся в источниках информации. Но главная причина нежелания питерских рабочих поддержать мятежников, как представляется, заключалась в ином: а именно в громадной усталости от войны и страстном желании мира. Именно мир обещал объявленный большевиками переход к нэпу, и рабочие пошли за теми, кто предлагал стране спокойствие и стабильность, а не зазывал на новую войну.

"Новая эксплуатация пролетариата"? От нэпа к сталинской индустриализации

"Необходимо также отметить весьма резкие выводы против новой экономической политики, Она, например, так и называется: ‘‘Сатанинский нэп"…" — сообщалось в конце 1923 г. о настроениях рабочих в информационной сводке Донецкого губкома большевистской партии руководству страны. Отчеты из других промышленных регионов беспристрастно фиксировали не менее негативные отклики рабочих о нэпе. Для многих людей, живущих сегодня, это может показаться неожиданным и странным. В сознании сегодняшнего человека нэп представляется самым спокойным и благополучным периодом отечественной истории всего XX века. Отказ от политики военного коммунизма, рыночные реформы, по мнению многих, создавали возможности каждому человеку быстро подняться по социальной лестнице, решить свои материальные проблемы, улучшить благосостояние. Но такое представление о нэпе грешит схематизмом и, в конце концов, ошибочно, как любое суждение, продиктованное не научным знанием, а расхожими газетными штампами. В действительности к нэпу следует относиться как к одному из наиболее непростых испытаний, выпавших на долю нашей страны, которое хоть и оказалось преодолено, но потребовало предельной концентрации и напряжения всех сил.