Бунтари не попадают в раи

У меня такое ощущение, что я парю. Где-то высоко-высоко… Над полями, реками и лесами… Кончиками пальцев задеваю кроны деревьев, подпитываюсь их жизненной энергией, слушаю их тихий шепот…

А потом возношусь еще выше. К облакам. Дотрагиваюсь до их нежной перьевой материи, тону в ней, погружаюсь все глубже и глубже в молочную негу… Сливаюсь с ней воедино. Становлюсь частью божественного мироздания… Перестаю существовать как набор клеточной массы и расщепляюсь на атомы. Мелкие, невесомые, невидимые…

– Ася! Ася, ты меня слышишь? – голос мамы острым клинком прорезает задремавшее сознание.

– Д-да, что такое? – вздрогнув, распахиваю смежавшиеся веки.

Леса и поля исчезли. Облака тоже.

Вокруг лишь серая реальность: кровать, наспех застеленная малиновым покрывалом, стол, заваленный учебниками, и стены, увешенные постерами с изображением любимого южнокорейского бойбенда.

– Ты в колледж опоздаешь! – предостерегает родительница. – Давай скорее!

Убедившись, что она ушла на кухню, я осторожно приподнимаю крышку шкатулки, на которой красуется балерина, достаю со дна оранжевую витаминку и закидываю ее в рот. Так будет легче пережить еще один сложный, изматывающий день.

День-монстр. День-пытку. День-насилие.

Великий Гончаров говорил, жизнь – борьба, в борьбе – счастье. С первой частью данного утверждения я полностью согласна, а вот со второй – не очень.

Моя жизнь всецело состоит из борьбы. С окружением, с нежеланием просыпаться по утрам, с собой. Я борюсь сутками напролет на протяжение многих лет, вот только счастья до сих пор нигде не видно. Оно словно спряталось за непроницаемой темной тучей, которая повсюду следует за мной по пятам.

Подхватываю холщовую сумку и прохожу мимо зеркала, намеренно не заглянув в него. Ничего нового я там все равно не увижу, а лишний раз расстраиваться мне совсем ни к чему. Настроение и так раненной волчицей подвывает где-то в районе плинтуса. Не хочу окончательно его добивать.

Натягиваю пуховик, который когда-то был ярко-желтым, а теперь вот выцвел и побледнел, просовываю ноги в сапоги и дергаю на себя входную дверь.

– А шапка? – требовательно напоминает мама, выглядывая из кухни.

– Так тепло же, – предпринимаю вялую попытку поспорить.

– Ася!

– Ладно-ладно, надеваю, – протянув руку к верхней полке шифоньера, достаю бирюзовую шапку с помпоном и, обреченно поджав губы, водружаю ее на уши.

– Успехов на учебе! – доносится пожелание родительницы, когда я выхожу в подъезд.

– Спасибо…

Если честно, очень хочется забраться на чердак и просидеть там до самого вечера, как я делала десятки раз до этого. Но сегодня, к сожалению, мне никак нельзя пропускать занятия. Виталина Андреевна и так уже бьет тревогу по поводу моей неважной посещаемости. Еще пару прогулов – и начнет жаловаться родителям. А новые проблемы с ними мне не нужны.

Как вы, наверное, уже догадались, я ненавижу колледж. Точнее даже не колледж, а человека, в которого я превращаюсь, оказавшись в его стенах. Загнанного, забитого, жалкого.

Временами мне кажется, что это вовсе не я мчусь по коридорам, улепетывая от погони. Не я трясусь от рыданий в кабинке туалета, пережидая очередную бурю. Не я выуживаю уже какую по счету жвачку из своих и без того коротких волос.

А потом скользну взглядом по ссадинам на коленях, по разорванным тетрадям и исписанному оскорблениями пеналу и понимаю, что все-таки я. Да-да, я, Ася Романова. Я и есть тот самый изгой, вызывающий у окружающих смесь жалости, которая, впрочем, никогда не подкрепляется желанием помочь, и брезгливости, которая всегда красноречиво отражается на их лицах.

Оказавшись в колледже, торопливо переобуваюсь в балетки, оставляю верхнюю одежду в раздевалке и, превозмогая растущую с каждым новым шагом тревогу, направляюсь в кабинет истории, где должна быть первая пара.

Занавесившись волосами, я окидываю затравленным взглядом полупустую аудиторию и облегченно осознаю, что сегодня пришла в колледж раньше своей мучительницы. А значит, у меня есть вполне реальный шанс добраться до места на задней парте нетронутой и незамеченной.

Опускаюсь на стул и аккуратно раскладываю перед собой учебные принадлежности. Ручка к ручке, карандаш к карандашику – я люблю, когда вещи находятся в порядке. Порядок меня успокаивает и стабилизирует нервную систему. Он словно антипод хаоса и сумбура, которых я так боюсь и которые постоянно крушат на ошметки мою жизнь.

– Вау, Жиглов, ты приоделся? Новую рубашку купил?

Сначала я слышу насмешливый голос Стеллы Кац, а затем вскидываю взор на нее саму, по обыкновению окруженную верной свитой подружек. Длинные пшеничные волосы, доходящие до самой поясницы, огромные голубые глаза, опушенные веером густых ресниц, и бледная, почти мраморная кожа – парадоксально, но главная дьяволица нашей группы выглядит как спустившийся с небес ангел. Смотря на нее, ни за что не подумаешь, что за кукольной внешностью скрывается неслыханной жесткости человек.

– Ага, нравится? – Вася Жиглов по-петушиному выпячивает грудь.