Бумерит

Пауэлл взглянула на слушателей.

– В этом Харлан абсолютно прав. А поскольку для антисоциального Знака нет разницы между досоциальным и постсоциальным, он тут же стал питательной почвой для бумерита и пропаганды злобного зелёного мема. Доструктуралистские импульсы восстали под маской постструктурализма. Участниками всех таких восстаний – от Беркли до Парижа – руководили не постконвенциональные, а доконвенциональные желания, такие как нарциссизм и раздутое эго, стремившееся к безраздельному господству.

А потом, первый раз за время семинара, Лиза Пауэлл захохотала в полный голос. Стало заметно, что она действительно расслабилась, раскрепостилась. Это было похоже на пересечение звукового барьера, когда после оглушительного звукового удара полёт становится ровным и мягким. И возможно, даже немного увлекательным.

– Чёрт, Ким, она, похоже, действительно улыбнулась.

– Вообще-то, таких приятных людей, как Пауэлл надо ещё поискать. Вначале бывает трудно, потому что ей приходится таскать на себе всю эту тяжёлую интеллектуальную артиллерию, но после определённого момента ей становится легче. Это всегда происходит – она заметно расслабляется, её тело как будто размякает у всех на глазах. На самом деле, это даже мило.

– Милее, чем ты можешь себе представить.

Голое тело Хлои превращается в тело Джоан, и я оказываюсь между двумя возбуждающими мирами плоти. Мой позвоночник наполняется сияющим блаженством, переливающиеся нейроны освещают киберпространство цифровыми отблесками сверхматериального наслаждения. Я сильнее и сильнее вдавливаю себя в плоть, но всё больше и больше проваливаюсь в огромную пустоту, ведущую к бесконечности.

– Время почти пришло, – говорит голос в моей голове.

– Но чтобы получить всеобщее признание, постструктурализму недостаточно было напрямую обратиться к зелёному мему и бумериту. – Пауэлл расслабилась ещё больше, почти минуту с её лица не сходила улыбка.

– Нужно было упаковать и продать непонятный жаргон постструктурализма, так чтобы этот главный недостаток начал казаться весомым достоинством, – и она тихо рассмеялась. – Идея о том, что чем менее понятным языком написана работа, тем она важнее, пришла в голову Дерриде. Она объясняется тем, что, как пишет Харлан, «подлинное бытие» Знака анархическое, безответственное и антисоциальное, следовательно, если вы пишете понятную прозу, значит, вы находитесь под влиянием ложного бытия Знака и забываете ниспровергать и деконструировать. В общем, скажем прямо: вы в плену у системы и не можете её разрушить. Два очень наблюдательных критика Люк Ферри и Ален Рено так описывают уловки своих соотечественников: «„Философисты“ 68-го года добились большого успеха, убедив своих читателей и слушателей в том, что непонятность – признак величия, а молчание мыслителя в ответ на нелепые требования объяснений говорит не о слабости, а о стойкости в присутствии Невыразимого».

Пауэлл, совсем как Карлтон, разобрал почти неконтролируемый смех, но в отличие от Карлтон, Пауэлл быстро взяла себя в руки.

– Поклонник Дерриды Заварзаде (Zavarzadeh) пришёл к очевидному выводу: понятное письмо – атрибут реакционера. – На этот раз многие смеялись вместе с Пауэлл. – Заварзаде смешал с грязью одного из критиков Дерриды за его «беспроблемную прозу и ясность изложения, являющиеся концептуальными средствами консерватизма». Бог ты мой! – Пауэлл рассмеялась. – И конечно, всё это позволяет людям, полностью лишённым таланта и даже не способным грамотно построить предложение, говорить о собственном величии и моральном превосходстве!

– В общем, из научного сообщества, как из брандспойта, полетел поток прозы, заражённой комплексом морального превосходства. Приведу типичное высказывание из книги Джона Гиллоя «Культурный капитал», – объявила Пауэлл с радостной ухмылкой. – Держитесь, я цитирую: «Политика, считающая, что патологическое безразличие к социальной идентичности меньшинств может служить защитой угнетаемым и подавляемым группам, политика, в которой при конструировании идентичности меньшинств (то есть политика идентичности, которая всё чаще оспаривается самим феминизмом) сублимируются различия, может восстановить различия социальных идентичностей только на основании общих, а значит, пропорциональных опытов маргинализации, которые, в свою очередь, порождают политическую практику, состоящую в основном из утверждения идентичностей, соответствующих этим опытам». – Пауэлл оторвалась от записей. – Мне те же мысли приходили в голову за завтраком.