– Скотт, а ты знаешь, что мы получили сексуальную свободу благодаря пяти парням из Дармутского колледжа?
– Очень смешно, Уилбер. Вообще-то, мы получили эту свободу благодаря новой парадигме.
– А я думал, новая парадигма есть только у бумеров.
– Ну что, теперь твоя очередь? Ты только посмотри на эти вздымающиеся волны плоти! «Прекрасен твой простор небес и волны жёлтых нив».[99]По-моему, всем насрать на жёлтые нивы. Надо бы вставить в гимн пару строчек про волны сисек и задниц.
– Леди и джентльмены, доктор Маргарет Карлтон.
Карлтон вышла на сцену, и на стене загорелся первый слайд: «Теория литературы».
– Мы уже видели, что бумерит и злобный зелёный мем довели до крайности многие глубокие догадки постмодернизма, в частности, важность плюрализма, контекстуализма и интерпретации. Иногда это имело комические последствия, иногда – уголовные, а иногда – трагические. Но интереснее всего дела обстояли с теорией литературы.
– Что-то мне пока не очень интересно, – прошептал я Ким.
– Ещё будет, поверь мне. Это просто уморительно.
– Правда? Как-то это не похоже на новую парадигму.
– Но это действительно часть новой парадигмы. Смешная часть. Скоро увидишь.
– Все предыдущие поколения использовали
На лице Карлтон появилась улыбка.
– Задачка не из лёгких, правда? Только не для бумерита, друзья. В дело пошла герменевтика, объявленная одновременно искусством и наукой интерпретации.
– Произведение искусства создаёт интерпретатор, а не художник! Теперь всё ясно. Как пишет критик Кэтрин Бэлси (Catherine Belsey), «критика больше не паразитирует на литературном тексте – она конструирует свой объект, создаёт произведение». Произведение создаёт не художник, а читатель или критик, то есть бумер!
Улыбка Карлтон стала ещё шире.
– И, конечно, для большинства художников это оказалось большой новостью. – Она искренне рассмеялась. – В общем, частичные истины герменевтики послужили предлогом, позволившим
Несколько человек в аудитории понимающе застонало.
– Теория литературы, известная как Теория, что, по-видимому, должно было подчеркнуть её исключительную важность, идеально подошла нарциссизму, «создающему свою реальность». Не связанную фактами и не обременённую доказательствами (не забывайте: фактов нет, есть только интерпретации) всемогущую творческую силу прибрало к рукам эго литературных критиков. Теория литературы – это бумерит, любующийся собственным отражением, двойная доза любви моего пупсика, заставляющая забыть о любых фактах. Нарцисс, глядящийся в водную гладь, увидел чудную картину: критик, а не художник создаёт произведение искусства. Мы видим, какое замечательное преимущество даёт Теория тем, кому недостаёт таланта, чтобы создавать искусство. Раньше, чтобы стать признанным творцом, вы должны были действительно создавать искусство, теперь же вам достаточно его критиковать.