Бумеранг 52-22-52

Соломон прочитал надпись, резко остановился, и потряс головой.

— Ты, чего, — дернул его за руку сержант.

— А какой сейчас год? 1953, — Соломон перевел удивленный взгляд с Деда мороза на сержанта.

— Ты чего парень, белены объелся, — усмехнулся сержант. — Еще декабрь 52-го. Месяц до нового года. Пошли. Семенов вроде добрый следователь. Может и отпустит тебя до праздников, если упираться не будешь, — и он, крепко взяв Соломона под локоть и стал подниматься вверх по лестнице.

На третьем этаже они свернули в длинный коридор с красной ковровой дорожкой на полу и обшитыми деревянными панелями стенами. Пройдя в самый конец коридора, сержант остановился перед дверью с номером 32 и откашлявшись в кулак, постучал и приоткрыв створку, заглянул внутрь: «Гражданин Гурвич С. И., доставлен». «Пусть войдет, а ты в коридоре подожди», — раздался из глубины усталый голос.

Сержант оглянулся на Соломона и приоткрыв пошире дверь, кивнул головой: «Заходи».

***

Это был совсем небольшой, сильно прокуренный кабинет. Перед окном стоял стол с черным телефоном, большой хрустальной пепельницей, заполненной окурками и включенная настольной лампой. К стене прижался невысокий металлический шкаф, с торчащим из двери ключом. За столом, спиной к окну, сидел, сложив перед собой руки, достаточно молодой, белобрысый мужчина в помятом темно-сером пиджаке, из-под которого выглядывала расстёгнутая на верхние пуговицы клетчатая рубашка. Перед столом стоял хлипкого вида венский стул.

Сидевший за столом посмотрел на Соломона безучастным взглядом и с каким-то сожалением в голосе произнес: «Присаживайся».

Соломон сел на стул и выжидательно посмотрел на следователя. Тот опустил руку под стол, достал из кармана пачку папирос «Казбек» и раскрыв ее положил перед Соломоном: «Закуривай».

— Спасибо. Не курю.

— А я вот сколько не пытался бросить, ничего не получилось. — Следователь вытащил из пачки папиросу, дунул в мундштук и достав из кармана коробок, чиркнул спичкой, прикурив и выпустив вверх струйку сизого дыма, спросил равнодушно:

— Ну, что делать будем, Соломон Игоревич?

— А что надо, — вопросительно посмотрел на него Соломон.

— Ну, как что. — Тут следователь выдвинул ящик стола и вытащив оттуда какой-то исписанный листок, положил его перед Соломоном. — Надо подписать. Все уже подписали. Только ты остался.

— Что это, — покосился на листок Соломон.

— Забыл, — внимательно посмотрел на него следователь и взяв в руки листок, стал неспеша читать: «Мы, студенты второй группы, третьего курса биофака, доводим до руководства университета, что наш одногруппник Филимонов А.С. неоднократно высказывался критически по отношению к внутренний политики страны, давал негативную оценку деятельности научных руководителей университета, Академии Наук и превозносил достижения чуждой нам западной биологической науки. Мы считаем своим долгом, уведомить деканат факультета, комсомольскую и партийную организации о недостойных советского человека взглядах нашего бывшего товарища. Члены студсовета второй группы…», — тут следователь перестал читать, помахал в воздухе листком и посмотрев на Соломона закончил, — Трата, та-та-та. Здесь внизу пять фамилий. Четверо подписали. А ты почему-то нет. Что скажешь в свое оправдание?

— Бред какой-то, — рассмеялся Соломон. — Я вообще не понимаю, что здесь у вас происходит. Пятьдесят третий год, комсомольская организация, уголовный розыск. Что все это значит?

— Ну, до пятьдесят третьего еще дожить надо, — разогнал рукой вокруг себя папиросный дым следователь, — А вот насчет уголовного розыска, я с тобой соглашусь. Не наше это дело. Контора не справляется в последнее время. Много развелось в стране предателей и врагов народа. Вот нам и стали всякую мелочовку, такую как ты свозить, в виде общественной нагрузки. Начальство приказало, надо выполнять. А на мне еще, между прочим, два убийства в Марьиной роще висят и ограбление квартиры на Масловке. Понимаешь разницу?

— От меня то вы что хотите, — развел руками Соломон.

Следователь, макнув ручку в чернильницу и протянул ее Соломону, — Поставь подпись под протоколом. Я закрываю дело, и ты свободен.

— Ничего я не буду подписывать, — Соломон откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, вызывающе посмотрел на следователя.

Тот задумался, опустил глаза и произнес спокойным голосом:

— Твоего Филимонова, если ты подпишешь, и я закрою дело, исключат из университета и в худшем случае, отправят годика на два на какую ни будь стройку социализма. Больше за слова не дадут. Не тридцать седьмой год сейчас. А не подпишешь, очень навредишь и Филимонову, и себе заодно.

— Это чем же?

— Я буду вынужден, отправить дело, как не закрытое в Контору. А дальше будут они заниматься. Там правила другие, поверь. И легким наказанием он уже не отделается, и ты вместе с ним.

— Ничего я не буду подписывать, — покачал головой Соломон, — И вообще, без адвоката с вами разговаривать больше не намерен.

— Адвоката, — воскликнул удивленно следователь, — Ты в своем уме парень?

— В своем, — утвердительно кивнул Соломон.