Лэйд вспомнил. И захрипел, пытаясь подняться. Перед глазами пестрела серая мошкара, сквозь которую он с трудом видел контуры окружающих его предметов, но смертельный ужас, изогнутым разбойничьим ножом полоснувший по животу, мгновенно разбудил дремавшие в избитом теле рефлексы, требовавшие немедленно вскочить.
Лэйд не смог даже пошевелиться, лишь сдавленно замычал. Он был распластан на спине с разведенными в стороны руками и ногами, беспомощный, как связанный для продажи бечевкой рождественский гусь. Кто-то водрузил его на жесткую деревянную кровать, крепко зафиксировав в лежачем положении и этот кто-то явно неплохо понимал в своем деле. По крайней мере Лэйду даже ценой сильнейшего напряжения рук не удалось отвоевать ни полу-дюйма слабины.
Пойман. Опутан. Беспомощен.
Зрение прояснилось, но от этого сделалось только хуже. Стена напротив его койки не была пуста, как ему сперва показалось. Он вновь увидел обезглавленные и выпотрошенные тела, висящие на ней с растянутыми лепестками кожными покровами и тщательно выскобленными утробами – нелепое подобие каморки кукольного театра, набитой старым, потерявшим товарный вид, реквизитом. Иссеченные животы, вскрытые грудные клетки, расслоенные органы со слюдяными отростками засохшей брызжейки, лопнувшие кости…
Возможно, некоторые из них когда-то лежали здесь, на этой же койке, вдруг понял он, растянутые ремнями. Пока не превратились в лохмотья из кожи, прибитые к стене. Лежали, ожидая своей участи, еще не догадываясь, что им суждено сделаться украшением этой страшной комнаты…
Алого чудовища не было в комнате, в этом он убедился сразу же, как только к нему вернулось зрение. Не было, будто никогда и не существовало. Растворилось, исчезло, растаяло как призрак с рассветом. Но Лэйд слишком отчетливо помнил едкий уксусный дух, распространявшийся из перекошенной, с расколотыми зубами, пасти. Такие призраки не исчезают бесследно. Только не такие…
Лэйд забился, точно муха в паутине, до боли напрягая онемевшие мышцы. Эта попытка была рождена не разумом, но паникой, стиснувшей вдруг тело в огромном кулаке, точно выловленную из пруда лягушку, выдавившей из него все мысли и чувства, кроме одного – оглушительно звенящего, хрипящего и рычащего желания жить. Так тигр, проткнутый множеством заточенных бамбуковых копий, остервенело бьется на дне ямы-ловушки – не потому, что силится спастись, а потому, что иначе не может, потому, что это в его природе – биться до смерти, даже когда это бессмысленно и бесполезно.
- Тише, мистер Лайвстоун. Сейчас… Сейчас… Я попытаюсь помочь.
Уилл был бледнее обычного, а может, ему так лишь показалось из-за скудного освещения. И лицо у него сделалось будто бы острее, запеклось вокруг покрасневших глаз.
Повозившись, Уилл вытащил из его рта кляп и Лэйд только тогда понял, что все это время был нем.
- Идиот! – выдохнул он, судорожно глотнув воздух, липкий и зловонный, как застоявшийся мясной бульон, - Освободите руки! Развяжите веревку!..
Уилл беспомощно развел руками.
- Уже пытался, мистер Лайвстоун. Очень крепко привязано.
- Так попытайтесь еще раз! – он с трудом сдержал рвущийся изнутри крик, - На что Господь Бог дал вам пальцы?
Уилл склонился над ним и принялся возиться с тугими веревочными петлями, стянувшими запястья Лэйда. Борьба была неравной, он сразу понял это. Слабые пальцы Уилла, которые, должно быть, ловко справлялись с кистью и пером, были бессильны противостоять сложному сплетению узлов. Да и веревка была что надо – хорошая, просмоленная, прочная, не какая-нибудь бечевка, которой перевязывают покупки.
- Не выходит, - Уилл стиснул зубы, пытаясь поддеть веревочные петли, но тщетно, - Очень хитрый узел, мистер Лайвстоун. Должно быть, морской, с секретом…
- Не морской, - Лэйд попытался переплавить душивший его страх в какую-то более спокойную и контролируемую энергию, - Этот узел называется «Бараний язык», им пастухи стреноживают чересчур беспокойный скот. Чем сильнее тянешь, тем глубже затягивается.
- Возможно, была бы у меня свайка[16] или…
- Возьмите нож, - приказал Лэйд, надеясь, что искусственное спокойствие его голоса благотворно подействует на Уилла, - Он внутри моей прогулочной трости. Поверните набалдашник на три четверти и вытащите. Лезвие длиной пять дюймов и острое как бритва, не оттяпайте себе ненароком пару пальцев.
Уилл опустил глаза.
- Боюсь, с этим будет непросто, мистер Лайвстоун. Оно… Он забрал вашу трость. И все прочие амулеты, если на то пошло.
- Он не мог забрать все, - возразил Лэйд, ощущая ползущий в подмышках липкий холодок, - У меня их было по меньшей мере две дюжины. В пиджаке, в потайных карманах, в подошве сапог, в…
Скосив взгляд, он обнаружил, что на нем больше нет ни пиджака, ни жилета, ни галстука, лишь расстегнутая на груди сорочка. Брюки оказались ловко разрезаны по шву, а сапоги исчезли вовсе.
Пора начать волноваться, Чабб. На твоем месте уже пора.
- Хитрое отродье… - пробормотал Лэйд, пытаясь сохранить спокойную холодную концентрацию, - Хитрое, живучее, дерзкое и… холера вас подери, где билет?