- Греческое слово[6]. Скорее всего, неизмеримо древнее, как и метод казни, именовавшийся скафизмом и популярный некогда на Востоке, особенно, говорят, у персов. Вы слышали про скафизм, Уилл? Нет? Я отчего-то так и думал. Знаете, нас, англичан, нередко именуют самовлюбленными эгоистами, мнящими себя единственным цивилизованным народом среди дикарских племен. На этот счет можно долго полемизировать, особенно если судьба сводит вас с чванливым испанцем или самовлюбленным французом, однако одно достоинство Туманного Альбиона несомненно и не подлежит обсуждению. Наша английская виселица – самое гуманное, элегантное и простое изобретение среди всего бесчисленного множества устройств, придуманных человеком для причинения смерти. Сейчас вы в этом убедитесь. Приговоренного к скафизму помещали меж двух деревянных лодок, складывая их подобием ореховой скорлупы, так, чтоб снаружи осталась только голова несчастного. После чего принимались кормить жертву молоком и медом. Изо дня в день, как муравьи пичкают своих сородичей-фуражиров, чтобы те сделались раздувшимися бурдюками на ножках, передвижными пищевыми складами… Думаю, вы догадываетесь, к каким прискорбным последствиям для организма приводит такая диета.
- Я… - сколь ни увлечен был Уилл навигацией по Скрэпси, его лицо перекосило болезненной гримасой – еще одно подтверждение болезненно чуткого воображения, - Да, я, наверно… догадываюсь.
- Обильнейшая диарея, - сухо констатировал Лэйд, - При которой все жидкости, покинувшие тело по естественным причинам, скапливаются в пространстве между лодками. Не проходит и нескольких дней, как в этой благодатной среде, превратившейся в одну огромную кучу перегноя, заводятся насекомые. Жуки, личинки, черви. Привлеченные обильным жиром и сахаром, истекающими из жертвы, они впиваются в этот клубок гнили, не делая различий между ним и плотью, которая сама начинает вскорости медленно разлагаться. Говорят, самые стойкие умудрялись выживать по три недели, но к тому моменту их тела напоминали кусок расползшейся на солнцепеке феты[7]. Ни единого целого лоскута кожи или мышечного волокна.
- Омерзительно! – с чувством произнес Уилл, - Омерзительно и бесчеловечно.
- Нечто подобное происходит и со скафитами, людьми, которые были столь неосторожны или столь самоуверенны, что рассердили Монзессера. Это его собственный вид казни – долгий, мучительный и, чего уж таить, весьма красноречивый. Нет, это не просто кишечная непроходимость или затрудненное пищеварение. У скафитов, говорят, полностью атрофируется большая часть кишечника, а естественные отверстия тела, не находящие более никакого применения, с легкостью зарастают. Лишенный возможности отводить продукты жизнедеятельности, организм скафита начинает откладывать их, медленно превращая все тело в подобие разбухшего, полного нечистот, бурдюка. Последствия весьма плачевны. Пролежни, гниль, открытые язвы, в которых в таком климате неизбежно заводятся насекомые… В скором времени внутренности превращаются в кишащий червями ком гнилой трухи. Я слышал про скафита, который прожил около года – исключительно за счет того, что периодически обращался к врачам, дабы те почистили его требуху от скапливающихся там шлаков, причем, как говорит молва, операция эта была столь часта, что в конечном итоге ему в живот вшили пуговицы – так было удобнее. Может, он протянул бы и дольше, кабы не заражение крови…
- Премного благодарен, - пробормотал Уилл, - Кажется, сегодня я сэкономлю на обеде…
- Или взять подход Мортлэйка, - с преувеличенным воодушевлением заметил Лэйд, - У старого разбойника есть свои излюбленные способы казни. Вспомнить хотя бы остеофитов… Их участь едва ли легче, чем у скафитов. Проклятье Князя Цепей заставляет костную ткань их тел безудержно разрастаться. Поверьте, выглядит это так же жутко, как ощущается. Кости, прорвавшие кожу и торчащие шипами наружу… Окостеневшие страшные маски на месте лиц с заросшими глазницами… Потерявшие подвижность суставы… Совсем не такой смерти желаешь себе, верно?
- Угу.
- Даже Брейрбрук, которого принято считать жизнелюбом, проявляет недюжинную смекалку, если суметь его разозлить. Один мелкий лавочник из Миддлдэка так часто поносил его, виня в своих неудачах, что привлек к себе его внимание и умер в ужасных мучениях спустя несколько дней – его язык стал так быстро расти и распухать, что перекрыл горло и удушил. Говорят, потом врачи вытащили из него пятьдесят футов[8] языка!
- К чему вы это? – нетерпеливо спросил Уилл, вертя головой. Я уже слышал столько отвратительных историй, что, кажется, обзавелся чем-то вроде иммунитета…