Хеймнар, не переменившись в лице, отодвинул от себя исписанную наполовину страницу и ловко перехватил циркуль тремя пальцами, развернув его остриём к себе. Сосредоточенный и спокойный, полностью поглощённый своей работой, он делал это так же равнодушно, как мог бы макать в чернильницу перо.
Он резко, без замаха, всадил остриё циркуля себе в щёку и провернул его. Тихо хрустнула пергаментная кожа.
— Предсказуемый вывод, — пробормотал Лэйд, невольно отводя взгляд, — Кажется, для выяснения высшей истины человеческие щёки также не представляют ценности… Эй, Уилл, погодите, куда же вы?
Уилл, сдерживая рвотный позыв, бросился к выходу. Лэйд устремился следом — не хватало ещё, чтоб незадачливый фантазёр раскроил себе голову о выступающий кирпич или заблудился в недрах старого элеватора…
Его опасения оказались напрасны. Уилл, судя по всему, обладал отличной визуальной памятью, что свойственно многим художникам, потому что до выхода добрался самостоятельно и самым кратчайшим путём. Там его Лэйд и застал — скорчившегося, изрыгающего содержимое желудка в полную затхлой ржавой воды лужу.
— Что ж… — пробормотал он, отворачиваясь, — Вот вам ещё одно немаловажное достоинство Лонг-Джона. Тут никогда нет зевак и пялящейся публики. Будь мы в Миддлдэке, вы бы рисковали привлечь к себе внимание.
Несколько раз конвульсивно содрогнувшись, Уилл наконец смог выпрямиться, держась слабой рукой за ржавой бок цистерны.
— Простите, я… Наверно…. Наверно, это было чересчур для меня.
— Для человека, который собирается иллюстрировать «Божественную комедию» у вас чертовски слабый желудок, — строго заметил Лэйд, — В жизни бы не подумал, что Ветхий Днями способен кого-то напугать!
Уилл что-то невнятно ответил — его скрутил очередной спазм.
Держась на всякий случай подальше от него, Лэйд опустил руку в карман и достал из него портмоне. Бумажный листок, конечно, оказался внутри — аккуратно сложенный пополам и невесомый, как человеческая судьба, рвущаяся из рук от каждого дуновения ветра. Билет зашелестел в пальцах, точно пытаясь оторваться и взмыть — этакая хитрая бумажная бабочка…
Лэйд протянул его Уиллу.
— Берите. Наверно, мне стоит напомнить, ваш корабль отчаливает завтра в девять пополудни. Или в двадцать один ноль-ноль, как выражаются моряки. Я надеюсь, у вас не слишком много багажа. Я так и не успел спросить у вас о макрели, да и чёрт с ней…
Уилл с трудом разогнулся. Он выглядел так, будто уже пережил самую сильную в Тихом океане качку и лишь недавно покинул палубу.
— Благодарю, мистер Лайвстоун. Но… Оставьте у себя. Нет нужды.
— Что значит — нет нужды? — вспылил Лэйд, — Это ваш билет!
— Не мой — пока я не принял его.
Билет сам собой хрустнул — пальцы безотчётно сомкнулись сами собой. Жалобно, как раздавленное насекомое. Лэйд ощутил, как его заволакивает злостью. Не показной, которую ему иногда приходилось пускать в ход, чтобы разобраться с досадными препятствиями — излишне наглыми поставщиками или самоуверенными кредиторами.
Настоящей, жгущей изнутри вены клокочущим коктейлем из кислоты пополам с адреналином, такой, которая заставляла людей безотчётно отходить от добродушного старого толстяка Чабба, стараясь не смотреть ему в глаза. Той самой, что служила ему топливом долгие годы, медленно пережигая в золу стареющее тело. Лэйд попытался подавить этот распространяющийся по телу жар, но обнаружил, что не может — и в какой-то миг даже испытал удовольствие, поняв это. Возможно, он слишком долго пытался сделать это. Слишком долго Тигр прикидывался кротким ягнёнком, пряча свои истёртые клыки. Пульче был прав, тяжесть фальшивой шкуры утомляет…
Лэйд молча сгрёб за шею Уилла, притянув к себе, как это обычно бывает в прелюдии к страшным кабацким дракам, в которых черепа зачастую раскалываются с тем же немелодичным треском, что и дешёвая посуда. Его рука не прошла насквозь, напротив, легла тяжёлым грузом на плечи Уилла, заставив того страдальчески скривиться, враз сделавшись ниже на пару дюймов.
Мой билет, подумал Лэйд, ощущая приятный зуд напряжённых сухожилий, легко выдерживающих сопротивление бьющегося в его хватке Уилла. Мне плевать, что с тобой станется, самоуверенный цыплёнок, восхищённо бродящий по воображаемому саду. Сожрёт ли Он тебя мимоходом, как сжирают поспевшую ягоду, или будет изводить годами, как он изводит своих подданных. Подвергнет невообразимым мучениям или дарует лёгкую смерть. Мой билет. Билет, обещанный мне полковником. Ты не имеешь права мешать мне получить его, холодный кусок рыбьего дерьма.