Булавин (СИ, ч.1-2)

  Казаки недовольно зашептались между собой, мол, чудит атаман, но приказ не оспорили, быстро собрали свои вещи, вспрыгнули в седла и мы тронулись в путь. Луна еле выглядывает из-за туч, ватага выходит на шлях и, без дозоров, плотной кучкой, устремляется на запад. До укрепленного казачьего городка Нижний Чир около двадцати верст, и если отряд доберется к нему без приключений, а степные налетчики окажутся плодом моего воображения, я буду этому искренне рад, померещилось, да и ладно. Однако я в себе не сомневаюсь, и уже через час скачки были обнаружены выходившие из степи на дорогу многочисленные следы копыт некованых лошадей.

  Ватага делает остановку, и со мной рядом останавливается Рубцов.

  - Ты был прав!

  - Прав, - согласился я и посмотрел на идущий скопом отряд. - Браты, к бою! Зарядить пистоли и ружья!

  Продолжаем движение вперед. Кони чуют наше возбуждение и готовность вступить в скорую схватку, и тоже горячатся. Они несут нас по пустынному ночному шляху, по следам закубанских лошадей, и в первых предутренних сумерках, ватага оказывается на небольшом холме, в полуверсте от Нижнего Чира. Смотрим вниз и видим, что ворота городка открыты, а возле них кипит сеча, с полсотни конных казаков бьются против более чем трехсот степняков-ногайцев, в национальной принадлежности врагов я не ошибся. Наверное, это конвой Кумшацкого, который стремился пораньше выехать из поселения, и как только выбрался в поле, сразу в засаду ногайцев попал. Поначалу, казаки повернули назад, видимо, хотели отступить в Нижний Чир, но небольшая группа спешенных налетчиков захватила ворота, и теперь наши казаки дерутся в чистом поле и в полном окружении. Еще немного и их уничтожат, разумеется, если не подойдет подмога из городка, а она не успевает, в любом случае. Зато наша ватага рядом, и хотя нас всего тридцать человек, мы готовы к бою и находимся в тылу нападавших. Главное, не медлить.

  - Сбросить ковровые сумки в овраг! - Командую я, и когда лошади освобождаются от лишнего груза, который свален в заросли густого бурьяна, шашка вылетает из ножен и новый приказ: - Вперед, молодцы! Выручим земляков! Держаться плотнее! Поначалу без шума, а как начнется бой, берем закубанцев на "Ура!".

  Мой голос услышали все. Лошади срываются с места, несут нас с небольшой высотки на равнину и, прижавшись к гриве Будина, я первый врезаюсь в серую и мохнатую массу ногайцев. Мощной грудью, мой жеребец отталкивает чужих лошадей и прорывается в середину вражеской сотни, прямо под хвостатый бунчук из рыжих конских хвостов. Под ним полноватый мужик лет сорока в полосатом халате, что-то кричит, указывая на городок, и я уверен в том, что это один из ногайских командиров. Для меня это удача, и без всяких раздумий, чуть приподнявшись на стременах, я опускаю клинок на его голову. Рука чувствует усилие, наверняка, с одного удара вражину срубил и, повернувшись в седле полубоком, острием шашки я достаю правое предплечье второго степняка, того, который был с сотником рядом и держал бунчук.

  Хвостатое древко падает, а я кричу:

  - Ура-а-а!

  Ватажники уже слева и справа, они подхватывают мой клич, и все вместе, единой массой, расшвыривая и круша ногаев, мы проламываемся к казакам Кумшацкого, которые получив поддержку, заметно приободрились. А вот и сам знаменитый командарм, машет саблей, отбился от очередного степняка, и окликает меня:

  - Никифор, ты что ли!?

  - Он самый, дядька Максим!

  - Сколько с тобой казаков!?

  - В атаку тридцать человек пошло. Сейчас не знаю.

  - Пока вы свежие, к воротам пробейтесь, а то моим развернуться тяжело.

  - Понял!

  Взмахнув шашкой, отбиваю копье, которым меня пытался пырнуть какой-то вонючий джигит, и командую:

  - Ватага! По левому краю от казаков Кумшацкого пробиваемся к воротам! Ломи степняков!

  Повод влево! Кони поворачивают и, круша всех, кто попадает нам под руку, мы проламываемся к стенам городка, и оказываемся у сломанных разбитых ворот. Сколько со мной людей, считать некогда, но больше десятка. Мы мчимся вперед и снова оказываемся в сече. Городские караульщики порублены и посечены, их трупы валяются рядом с поваленными створками, но из поселения спешат вооруженные кто и чем жители, и пытаются сбить два десятка ногайцев. И снова мы вовремя. Шашка свистит и, сверху вниз, сечет одного степняка, а за ним следом другого.

  Эта схватка продолжается недолго. Казаки из городка наседают, недобитые закубанцы отступают, и на моих глазах, двое чубатых здоровяков в белых рубахах, в которых они спали, дубинами забивают низкорослого ногайца, не успевшего удрать в поле. Ворота отбили, однако бой не окончен. Степняки все сильней наседают на конных казаков, которые жмутся ближе к стенам.

  - Рубцов! - кричу я.

  - Здесь!

  Мой заместитель обнаруживается рядом, и я говорю ему:

  - Я назад, а ты с местными казаки прикрой наше отступление.

  - Понял!

  Резкий поворот назад, бью жеребца стременами, несколько длинных лошадиных прыжков, и опять конная свалка, в которой я пытаюсь пробиться к Кумшацкому.