Бухта Анфиса

Вчерашний день. Стоит ли тогда городить огород? Нет, тут что-то не так. Эта речушка, которую скоро будут почтительно называть морем, уже и катер приспособили для большой воды и для высокой волны; Генка — капитан катера, он рвется вывести свою посудину на широкий морской простор; и эти леса и поля — все это для будущего. О ребятишках, которые пока что носятся по берегу, нечего и говорить: они только и мечтают о будущем и чтобы поскорее вырасти.

Нет, все это не втиснешь ни в какую фотографию. Репортаж — это скорей всего призыв, а призыв — это будущее. И то, что он сейчас видит и слышит, что впитывает всем своим существом — все только строительный материал, сваленный в огромную кучу. Какой мастер должен быть, чтобы выбрать главное из этой кучи, чтобы построить хорошее здание? Какой мастер!

Считая себя разве что подмастерьем, и притом довольно бездарным, Артем пока только слушал да смотрел. А что к чему, этого он пока не понимал. Вот, например, такой разговор:

— А ты к нам зачем? — спросил бригадир жизнерадостно у Ивана Великого.

— Твои грехи исправлять, — ответил тот.

Услыхав в этих словах неприкрытый укор, осуждение какого-то своего действия или, вернее, бездействия, бригадир, однако, не утратил жизнерадостности.

— О! — воскликнул он. — Таких грехов у нас вроде и нету. Против закона…

— Значит, есть. Старуха у вас тут живет упорная.

— Это Анфиса-то?

— Переселяться отказывается, а ты ей потворствуешь. Слабинку проявляешь.

— Так мне за нее уже вмазали предупреждение.

— Правильно. Порядок надо соблюдать.

Афанасий Николаевич приуныл.

— Говорил я представителю Камгэса. Предупреждал: поддадут мне за эту чуткость по задней мягкости. А он стишки преподнес. Природа, говорит, сияет. Вот тебе и засияла. Двое с одной старухой не сладили.

Бригадир снова оживился и сказал с непонятной угрозой:

— Ты вот третий будешь…

— Я? — Милиционер приосанился, подтянулся.

— Отступишь ты, — уже открыто злорадствовал бригадир. — Такие форсистые, как ты, для нее — семечки.

— Что же она, законы лучше меня знает?

— Ничего она не знает и знать не хочет! — торжествовал бригадир. — Одно она знает: нет у нас такого закона, чтобы человека обидеть.

— Интересная у вас старушка, — продолжал Иван Великий, — надо с ней потолковать. Грехи ваши исправить.

Он сейчас же собрался пойти на Старый Завод, и Артем, узнав, что это недалеко, сказал, что он тоже хочет увидеть необыкновенную старуху, которая восстала против такой могучей организации, как Гидрострой, и пока что выстояла.

— Есть идея, — провозгласил Михаил Калинов, — отправиться всем кагалом. Вернее уговорим старуху-то.

Еще никто не успел высказать своего отношения к этой идее, а бригадир первым подхватил ее с нетрезвым энтузиазмом. Он заявил, что это очень здорово, если все явятся на Старый Завод, тогда уж упорная старуха наверняка не устоит. И зачем же идти, ноги бить, когда можно запрячь лошадей?

— Петька! — закричал он. — Ты где?

— Я тут, — отозвался белоголовый мальчишка, — чего кричать-то, когда кони все в ночном?

— Я вот тебе! — погрозил бригадир.

Но Петька ничуть не сробел, он еще даже выдвинулся из толпы ребятишек и хмуро посоветовал:

— Шел бы домой, чем колобродить. Мамка велела.

Бригадир засмеялся и покрутил головой:

— Вот и смотри на них! Командиры какие растут. Я вот тебя за челку…

— Так мамка же велела. — Петька не отступил и на отца даже не взглянул: видно было, что слово матери решающее, а отец добрый, только грозится…

— Вот я вас вместе с мамкой, — проговорил бригадир зверским голосом, но тут же рассмеялся и начал рассказывать, как вернее всего добраться до Старого Завода.

— Мы проводим! — выкрикнул кто-то из ребячьей стайки.

— Во! — радостно отозвался Афанасий Николаевич. — Они тут по всем лазам перелазы. А ночевать — ко мне. Ждать буду хоть всю ночь.

— Спать ты будешь всю ночь, — сказал Петька, но уже негромко.

5

— А ведь какой работник! — сказал Зиновий Кириллович, как только они отошли на небольшое расстояние.

— Когда трезвый, — отозвался Иван Великий. — Трезвые, они все работники.

— Трезвый — он молчун.

— Это и хорошо: не актер он и не-лектор, чтобы разговорчивостью работать. И не в том его беда, что молчун. Характер у него слабый, вот в чем беда. Выпить он не то что очень уж любит, нет. Отказаться не может. Как стакан увидит, так и прощай все на свете. Этой его слабостью многие и пользуются: кому лошадь надо — огород вспахать — или кому отгул в неположенное время, мало ли у людей забот. Все к бригадиру, и все с пол-литром за пазухой. Так он и пьет чуть не каждый день. А человек он добрый. Я бы этих, которые его спаивают, подвергал бы по административной линии.

— А что ж вы не подвергаете? — спросил Семен.

Милиционер ничего не ответил, тогда Семен начал всячески порицать доброту и отзывчивость, доказывая, что именно от них гибнут не только хорошие люди, но и большие дела. Надо быть беспощадным, требовательным и даже жестоким для достижения поставленной цели…