Букелларий

До захода солнца было еще пара часов. Идти сейчас в город не имело смысла. К тому же, устал сильно. Я перенес все дела на завтра, пошел в свою комнату. Рабыня — сухая старуха с очень смуглой кожей, наверное, берберка — принесла миску с водой и полотенце, чтобы я умылся перед сном, а потом поставила под стульчак большой глиняный кувшин с широким горлом и ручкой сбоку, напоминающий повзрослевший детский горшок. Я запер дверь изнутри на деревянный засов, ходящий в деревянных петлях, разделся и лег. Подушка и матрац оказались удивительно мягкими, будто заполнены птичьим пухом. Не удержался, посмотрел, что внутри. Оказалось, пух с рогозы.

В детстве это растение проходило у меня и моих корешей под названием камыш. В конце лета мы срывали мягкие темно-коричневые качалочки, напоминающие кубинские сигары, поджигали их и изображали курильщиков. «Сигара» тлела долго, издавая специфичный запах. Повзрослев, я узнал истинное название растения, а во время путешествий по эпохам — насколько оно ценное. Корневища собирали осенью, сушили, перетирали в муку и добавляли в пшеничную или ячменную, чтобы испечь хлеб. Молодые цветоносные побеги едят вареными. По вкусу напоминают спаржу. Но больше мне нравились они маринованными в уксусе и добавленными в салаты. Из листьев делают корзины, циновки, грубые ткани (рогожи), веревки. Не говоря уже о том, что это неплохое топливо. В днепровских плавнях оно было чуть ли не основным вместе с настоящим камышом и тростником.

Воспоминания вернули меня в те времена, когда был казаком, потом в двадцатый век, когда заходил в Днепр на судне «река-море», потом вспомнил учебу в мореходке. Стало грустно, тоскливо. Не то, чтобы я захотел вернуться в СССР, а просто юность всегда кажется самым прекрасным временем жизни, даже если провел ее в тюрьме. Первая юность. Следующие уже не так притягательны.

Глава 2

3

Перед городскими воротами стоял караул из семи воинов, облаченных в кожаные доспехи и вооруженных короткими копьями и полуспатами. Их овальные щиты, на которых на черном фоне нарисован белый кит, были прислонены к крепостной стене. Завидев меня, стражники тихо обменялись фразами. Наверняка уже знают, кто я такой и почему здесь оказался. В таких небольших городках все знают друг друга, как минимум, в лицо, а новости распространяются быстрее скорости света.

Я поздоровался с ними, выслушал ответные приветствия, произнесенные вразнобой, после чего спросил, показав три стрелы, которые нес:

— Где найти мастера, чтобы сделал еще несколько таких?

— Повернешь налево, дойдешь до каменного дома, в стене которого крест вырезан. Там начинается улица оружейников, — ответил стражник с давно не бритой, рыжей щетиной.

В Карфагене, не говоря уже о Константинополе, на каждый вид оружия была отдельная улица мастерских, а то и две-три. Если все помещаются на одной улице, значит, спрос невелик. Как следствие, мастера будут не ахти.

Вход в город был тоннельного типа шириной метра три и высотой от силы два с половиной. Судя по сухим травинкам, застрявшим в верхнем своде арочного типа, хорошо нагруженный воз с сеном протискивался с трудом. В тоннеле было темновато и воняло сыростью. Примерно посередине он делал резкий, градусов на шестьдесят, поворот вправо, чтобы атакующим пришлось выбирать: закрываться щитом или, плюнув на защиту, атаковать мечом? Внутри возле ворот стояли еще семь охранников — для такого маленького города большое количество. Значит, жизнь здесь спокойной не назовешь. Я поздоровался и с ними и повернул налево.

Улица была вымощена булыжниками. В первом же доме, каменном, двухэтажном, крытом красновато-коричневой, «римской» черепицей перед открытым низким окном с широким дубовым подоконником сидел пухлый мужчина с печально опущенными книзу уголками тонкогубого рта. На нем была черная шапочка, напоминающая тюбетейку, и темно-коричневая туника. Я бы подумал, что это местный гробовщик, если бы рядом с окном не был приделан деревянный кронштейн, с которого свисала деревянная монета, покрашенная в золотой цвет.

— Ты меняла? — спросил я.

— Да, — ответил он тихо, смиренно, будто речь шла о похоронах, после чего задал вопрос: — Что ты хочешь поменять? Маработлины? Мигриалесы?

— Солиды и силиквы, но пока не знаю, сколько, — ответил я и попросил: — Расскажи мне, какие у вас тут деньги и какой у тебя курс обмена.