Будни и праздники

Сначала они шли той же дорогой, что и Алекси, потом пересекли накаленную солнцем стерню, солома на ней блестела и раздражала глаза. Вскоре деревушка исчезла за округлым холмом.

Парица шагала молча. Она обвязалась большим узорчатым платком. Теплое дыхание земли, пахнувшей травой и зерном, обдавало ее раскрасневшееся от жары лицо. Мальчик удивленно посматривал на нее и быстро шел вперед.

Они достигли оврага, обросшего ивами, листья которых, истомленные зноем, серебрились.

Вдруг сверху, с головы оврага, послышался выстрел. Глаза мальчишки радостно блеснули.

— Вон где палят, — сказал он и показал рукой наверх.

— Алекси! — нетерпеливо позвала женщина. — Алекси-и-и!

Ее голос заглох в тяжелой и сонной полуденной тишине. Никто не отозвался.

— Отсюда не слышно, — сказал мальчик и повел ее вслед за собой. Но Парица еще раз крикнула, и из глубины оврага донеслось сдержанное и короткое — есть!

— Ты возвращайся в деревню, — приказала Парица мальчику. Ей не хотелось, чтобы ребенок был свидетелем ее ссоры с мужем. Отправив его, она быстро пошла вдоль оврага.

Шла и время от времени тихо звала мужа. Но он почему-то молчал. И вдруг откликнулся где-то рядом. Парица вздрогнула и остановилась.

Алекси высунулся из какой-то кучи веток и отчаянно махал ей рукой. Лицо его, все красное, было сердитым и тревожным. Он был без шляпы, черные волосы упали на потный лоб. В руках он держал ружье, а из-за его плеча выглядывала морда пойнтера.

Парица смотрела на него с изумлением.

— Что ты здесь делаешь, Алекси? — воскликнула она и шагнула к нему, но он поднял руку и приложил к губам.

— Скорей, скорей, — шептал он. — Скорей иди сюда.

Она приблизилась в недоумении. И тогда вдруг увидела, что муж стоит в шалаше из веток, и, чтоб не ткнуться в них лбом, нагнулась и вошла внутрь.

С минуту она стояла в оцепенении, прижавшись к его спине. Он держал ружье в руках и внимательно всматривался в верхушки ив. Ей он не сказал ни слова, как будто ее присутствие было ему неприятным.

— Алекси, — сказала Парица и тронула его за плечо, — на что это похоже?

— А? Молчи… шш! — пробормотал он и вдруг поднял ружье и выстрелил.

Тупой и громкий звук отдался от боков оврага. Пороховой дым заполз в шалаш. Женщина испуганно вскрикнула. Она стояла, оглушенная грохотом, растерянная и беспомощная.

— Мирет, Мирет, подай! — кричал Алекси и махал рукой в направлении оврага.

Собака ворвалась в шалаш с убитой птицей в зубах.

Алекси извлек добычу из ее пасти, приготовил ружье и опять стал ждать.

Отпрянув от мужа, Парица удивленно на него посмотрела. Ей казалось, что этот человек не ее Алекси, а кто-то другой — незнакомый, далекий и чужой. Она собиралась бранить его, но теперь поняла, что это бесполезно, сжалась в комок в глубине шалаша и тихонько заплакала.

Сквозь горячие слезы, которые обжигали ей щеки и капали на землю, она видела сильную спину мужа, его вытянутую вперед шею. Время от времени, встрепенувшись, он поднимал ружье и стрелял. Гром выстрела ударял по ней, и в ушах гудело, словно ей дали пощечину».

Внезапно Алекси обернулся и посмотрел на нее. Его лицо, довольное и радостное, сияло.

— Смотри, сколько их, — сказал он. — Теперь как раз дюжина, — и он поднял целую связку горлиц, беспомощно повисших в его руке, как большой букет мертвых цветов.

— А ты что… плачешь? — спросил он удивленно. — Почему? Что с тобой? Может, это из-за птиц, а?

— Пойдем, Алекси, прошу тебя, вернемся в город, — сказала она умоляюще.

— Эх ты… — воскликнул он с досадой и нахмурился. — Глупости говоришь. Здесь чудесно. Посмотри, какие места!

И, не дожидаясь ответа, он обнял ее и прижал к себе.

Она смотрела на него примиренными и грустными глазами, в них были и любовь, и страдание, и только что пробудившийся страх. Ей казалось, что ее представление об Алекси было всего лишь красивой мечтой, которая разрушена, а теперь началась другая, полная неизвестности, но настоящая жизнь.

Немного погодя они спускались вдоль оврага к деревне с собакой, бежавшей позади, провожаемые тихим журчаньем ручья, она покорная и смирившаяся, он все еще возбужденный охотой, счастливый и до смешного гордый убитой дичью, висевшей у него на поясе.

Через реку © Перевод А. Полякова

Дорога уходила вниз, как в пропасть. На дне ущелья, где монотонно гудела река, ничего не было видно. Не различались даже макушки леса. По небу, цвета пороха, ползли тяжелые облака. Снизу они плохо просматривались — их вполне можно было принять за тени улетающих птиц — но скоро они совсем исчезли из виду.

— Шагай быстрее! — сказал акцизный стражник,[8] похлопывая в темноте по крупу лошади. — И смотри у меня, не вздумай бежать! Как уже давеча предупредил, буду стрелять!

— Куда тут бежать? — отозвался тихий, но неунывающий голос. — Темень — глаз выколи, ну ничегошеньки не видно!

— Тебе-то? Да у тебя глаза, как у кошки…

— Если бы не лошаденка, ты бы и шагу не сделал, — произнес нараспев тот же голос и тихо добавил: — Не понукай ее попусту, она свое дело знает.