Будни и праздники

Тумпанов огляделся вокруг. Ему стало неприятно и как-то жутковато. Прицепив горлинку к патронташу, он двинулся по тропинке к дому.

Он шел, тяжело ступая по земле. Убитая птица колотилась о бедро.

«Какой подлый, какой проклятый день», — повторял он про себя.

У него было такое ощущение, будто кто-то плеснул ему в лицо какой-то липкой грязыо, и он весь вдруг сник и съежился. Он вслушивался в отдаляющийся голос сына, и чем отчетливее долетали до его ушей всхлипывания ребенка, тем острее он чувствовал свое унижение.

«Ох, и вздую же я его дома!» — злобно подумал он и, утешенный этой мыслью, свернул с тропинки и пошел напрямик через жнивье.

Позади него река тихо плескалась в своих берегах, будто вздыхала.

«Зверь, зверь», — неслось ему вслед кваканье лягушек.

Поле все больше темнело. Окутанные мглой деревья сливались с землей, точно огромные, распростертые по ней тени. В жнивье все громче трещали кузнечики, а за рекой небосвод окрасился медно-красным светом, разлившимся затем по склонам гор.

У ног человека, понуро шагавшего по полю, выросла длинная тень. Она бежала перед ним и словно звала за собой, повторяя движения его чудовищно вытянутых конечностей.

Внезапно Тумпанов остановился.

Он нашел объяснение непонятной близости между своим недругом и судьей.

— Да он рогоносец! Тот ему наставил рога! — воскликнул он и, хлопнув себя по лбу, злорадно расхохотался.

Замершая в покорном ожидании тень взмахнула огромной ручищей и быстро повела его к дому.

Страсть © Перевод Т. Рузской

1

Ее разбудил резкий стук — будто рядом били в барабан. На миг она раскрыла глаза и встревоженно оглядела комнату.

В ее сонной голове возникла, как кошмарное сновидение, вчерашняя поездка в дребезжащей телеге с полустанка сюда — нескончаемая вереница высоких лесистых холмов и покрытых желтой стерней пригорков, похожих на соломенные шляпы. Потом ей представился муж, весело подсевший к вознице, чтобы поговорить с ним и похлопать его дружески по плечу.

Несколько минут молодая женщина лежала неподвижно, уставившись в одну точку широко раскрытыми и удивленными глазами.

Алекси соблазнил ее приехать сюда, в эту дикую деревушку, расписав ее как веселое и приятное место для летнего отдыха, вроде курорта.

Вечером, когда они въезжали в деревню, она рассмотрела низкие старые домики, обмазанные подсиненной побелкой, грязные, полные навоза дворы, огороженные колючими плетнями, и кривые улочки, где густо пахло пылью и хлевом. Измученная тряской по скверной дороге, разморенная августовской жарой, униженная и разочарованная, она была не в силах протестовать и безропотно подчинялась чужой воле. А когда она смыла с себя пыль в незнакомом дворе, в котором сновали и шумели и люди, и скотина, маленькая комната с двумя скромными кроватями, чистыми стенами, некрашеными окнами и сосновой дверью показалась ей единственным прибежищем. Она не стала ужинать и сразу же легла в совершенном изнеможении, в то время как во дворе еще мерцала медно-красным огоньком керосиновая лампа, а под самым окном Мирет, пойнтер ее мужа, отзывалась повизгиванием на оживленный разговор своего господина с хозяином дома. Засыпая, она сквозь сон слышала голос мужа, который спрашивал: «Ну, а перепела-то есть?», лай деревенских собак, звон колокольцев и мычанье скота…

— Как только я согласилась, боже мой! — вздохнула она и села в кровати. Повернула голову назад, где было постелено ее мужу.

Кровать была пуста. Отброшенное одеяло сбито в кучу.

Она чуть не вскрикнула. В комнату вливалась предрассветная синева, голые стены ее испугали. Она хотела вскочить с постели, но под самым окном радостно залаяла собака и послышались бодрые шаги мужа.

— Алекси! — позвала она, отчаянным движением распахнув окно и едва сдерживая слезы: — Алекси, иди сюда!

Собака лаяла все радостней, и женщина встала на колени в постели и высунулась наружу.

Под окном ее муж, нагнувшись, отвязывал собаку. На его широкой спине блестел ствол ружья. Он обернулся и смотрел на нее снизу с виноватой улыбкой.

— Боже мой! — всплеснула руками женщина. — Неужели сегодня же? Ни свет ни заря… Как тебе не стыдно!

— Минуточку, Парица, сейчас я к тебе поднимусь, — сказал он и, легонько шлепнув пойнтера по пятнистому извивающемуся от нетерпения телу, нехотя направился в дом.

Женщина присела в кровати, ожидая его. Пока он не спеша поднимался по лестнице, ее черные глаза увлажнились. И еще до того, как открылась дверь, женщина внезапно опять легла, натянула на себя одеяло и тихонько заплакала.

Он встал виновато посреди комнаты. Его крупная фигура, одетая в охотничий костюм, беспомощно возвышалась над ее кроватью. Затем виноватая улыбка исчезла с его лица, он нахмурился.

— Парица, — сказал он тихо и просительно, — к чему эти сцены?

Она не ответила.

— Что с тобой? — спросил Алекси и нетерпеливо посмотрел в окно. Там кто-то кашлянул, лениво промычала корова и залаяла собака.

Он нагнулся над кроватью и, чтоб открыть лицо жены, потянул одеяло. Но она крепко прижимала его к себе.