Будда

Он пребывал среди Богов, а тело его меж тем, расслабленное и как бы завядшее, находилось в пальмовом гроте, про него нельзя сказать, что неживое, покинутое духом, все ж было не то, что обычно, но про это знали лишь ученики Татхагаты, они толпились возле него, бритоголовые, в желтом рубище, и у царя Бимбисары со свитой, когда он появился в гроте, возникло ощущение, что они похожи друг на друга, а в чем-то и на ныне задремавшего Учителя. Однако, это, конечно, было не так, и добродетельный, маленького роста, подвижный Сарипутта сильно отличался от быстроногого, худотелого и длинного Магалланы, а суровый желтолицый Коссана имел мало общего с коренастым и часто грустным Упали, точно так же не походили друг на друга Ананда и Девадатта. Ученики Татхагаты увидели могущественного царя Магады и что-то подобное душевному трепету отобразилось в их лицах, но никто не потревожил Учителя, как не сделал этого и царственный Владыка. Он со вниманием смотрел на Татхагату и отмечал в его облике то, что запомнилось по давней встрече, но видел и немало нового, впрочем, не ответишь сразу, в чем это заключалось, скорее, в общем впечатлении, которое сказало, что познавший святое Просветление не есть тот человек, кого он знал по прежней встрече, как не скажешь, что он уж вовсе не тот… У Татхагаты был высокий лоб, густо испещренный морщинами, длинные ресницы, прямой нос с чуть подрагивающими тонкими ноздрями, и все это не воспринималось в отдельности, а вместе, и радовало, в особенности если бралось в сочетании с мыслью, что прочитывалась во всем его облике, для чего не надо было нгапрягаться, мысль как бы отделилась от Татхагаты и принадлежала всем, кто находился близ него. Странно, однако, несмотря на ясность, она не углядывалась в своей подлинной глубине, а лишь — вот именно — прочитывалась и тут же забывалась, и уж не скажешь, о чем она?.. Но удерживалось впечатление, будто всяк, находясь близ Татхагаты, прикоснулся к чему-то сильному и большому, удивительному…

Бимбисару смотрел на Татхагату, а думал о первой встрече с ним, говорил тогда молодой тапасья о желании найти тропу освобождения от страданий, которые держат в плену землю, голос его звучал спокойно, в нем ощущалась уверенность, уже тогда он, царь Магады, не сомневался, что этот тапасья сумеет достичь Берега Истины, и свет падет на него, яркий, тьму обеляющий… Бимбисару увидел в молодом тапасье что-то сходное с ним самим, было же, когда и он, пятнадцатилетний, не растерялся, воссел на престол, покинутый могущественным отцом, и не стал слабым и безвольным правителем, а сделался державным властителем. Он был горд силой, что жила в нем, он разгадал сына царя сакиев и поверил ему, знал, что не напрасно, уже тогда замечалось в молодом отшельнике точно бы свечение вокруг его головы, свет небесный… и не было в нем ничего, что подвинуло бы к удовлетворению собственных страстей, они казались чуждыми, противными его духу. Отрешенность от земной жизни, отстраненность от нее, в других часто неестественная, намеренно воздвигнутая, тут виделась вполне в духе этого человека, и хотелось помочь ему. Он тогда сказал молодому тапасье об этом, странно, не сумел сдержаться и, всегда холодно твердый, владеющий собою, тут поменялся и, что тоже странно, даже не удивился, точно бы происшедшее с ним ожидалось заранее.

Девадатта, почтительно кланяясь, приблизился к царю Магады, зашептал ему на ухо что-то против Татхагаты направленное. Это смутило Бимбисару, он резко оборвал монаха, тот побледнел, но взял себя в руки и, все так же почтительно кланяясь, отступил и замер, теперь глядя на Просветленного, и глаза его уже не были колючи и холодны, засветились, как если бы прикоснулись к святости. Бимбисару опять почувствовал смущение, но скоро забыл об этом, так случилось, когда бледное и словно бы помертвелое лицо Татхагаты оживилось, затрепетало каждой напрягшейся в нем жилкой.

Просветленный открыл глаза и посмотрел вокруг и — увидел Бимбисару и даже удивления не обозначилось в спокойном и отрешенном от мира лице, так все в нем было чуждо земному, постоянно свершающемуся, обращенному не к извечному. Он поднялся с прохладного камня и намеревался приблизиться к Бимбисару, но тот опередил его и почтительно склонился перед Просветленным. А потом они, отпустив всех, сели на каменный пол, и Бимбисару сказал:

— О, Благодатный, я слышал ты отыскал истину. В чем же она? Я спрашиваю, потому что и сам мучаюсь, погасла во мне радость, в душе тяжесть от прожитых лет… Все вокруг уныло и пусто, и нету света…