Но и в них, узривших предел истины, которая не может быть всеохватна, коль скоро совершается лишь на земле и не отображенно в иных мирах, что-то проснулось, затрепетало, помягчело, и они не сумели сдержать этого, все же ничего не сказали друг другу и с уже почти забытым волнением, легким, ни к чему не влекущим, смотрели на воинов, а те, плача, воздвигали шатры и разбрасывали небесные цветы Мондары по лесной поляне. Маллы жили в них шесть дней и ночей, а потом взяли тело Татхагаты на руки и понесли к городу. Они вошли в Кусинагару через северные ворота и положили поменявшего форму в зале, где совершалось коронование царей. Маллы спросили у Сарипутты, зная про его мудрость:
— Как нам следует поступить с телом Татхагаты?
Сарипутта в свою очередь спросил:
— А как вы поступили с телом царя Тшаткравартана?..
— Мы поняли тебя, о, мудрейший! — воскликнули маллы.
Они завернули умершего в золоченые ткани, покрыли слоем ваты, а сверху положили много разной одежды, после чего опустили тело поменявшего форму в большой металлический сосуд и, вынеся его на дворцовую площадь, поставили на ярко пылающий погребальный костер. Пятьсот человек, это были маллы и жители города и ближних горных селений, обнажив плечо, обошли вокруг костра три раза, держась к нему правой стороной.
Полил дождь, но костер горел ярко, искры от него упадали на землю шипяще и блескуче. Люди стояли в немой неподвижности, и лица их еще больше почернели и огрубели, в неожиданно налетевшем ветре услышалось плачущее стенание, между людьми сделалось едва приметное движение, в груди у них сжалось и было трудно дышать.
Металлический сосуд с останками Просветленного по прошествии времени перенесли в просторную залу, где обычно проходили городские собрания. Тут они пробыли еще шесть дней и ночей, после чего их с благоговением разделили на восемь частей и отправили в Капилавасту, Аллакопы, Рамайяны, Ватадиры, Паву… В этих городах воздвигли величественные ступы, они были призваны оберечь останки Несравненного, но не только для этого, а и для того, чтобы помнили люди, где ступала нога Просветленного и припадали к тем местам сухими губами и обретали посреди суровой безжалостной жизни к неближнему свету потянувшееся умиротворение. И да пребудет оно несжигаемо и в погребальном костре!