Будь со мною нежен

– Я тоже об этом думала. Он был восхитительно скромен. И… такой секс! Это было нечто невероятное.

– Правда? – Тру не хотела признаться себе, что где-то глубоко в душе зашевелилась зависть. Увы, но это было именно так.

– Я запомню это на всю жизнь. Даже если остаток ночи разочаровал.

О господи! Тру очень хорошо понимала подругу. Ей никогда не забыть ту ночь на Палм-Бич.

– И что же дальше?

– Ничего. Не бегать же за ним.

– Но, возможно, ему надо объяснить, как строить отношения?

– Может быть. Но я не хочу быть наставницей: потом он меня выставит и воспользуется тем, чему его научила я, с другой.

– Нет, Кармела, – мягко возразила Тру. – Ты опять о своем бывшем бойфренде из Нью-Йорка? Нельзя позволять прошлому влиять на настоящее. Прекрати сейчас же делать себе больно!

– Ладно. – Кармела всхлипнула. – Постараюсь. Не могу больше терять мужчин, которых люблю.

– Ты его не любила.

– Но зато я любила отца, а он так рано ушел.

– Он герой. Не забывай это.

– Я помню, – прошептала Кармела.

– Он не хотел бы, чтобы его дочь потеряла надежду.

– Я понимаю.

В разговоре наступила пауза, и до Тру донеслись голоса снизу.

– В сорок первом немецкие ученые изобрели пористый полиуретан, – сказал Гейдж.

– Хватит о губках, – ответила Уизи. – Ты знаешь, что ирландское «Позднее, позднее шоу» самое долгоиграющее ток-шоу в мире?

– Да? – переспросил Гейдж рассеяно. – Коммерческое использование полиуретана началось в пятьдесят четвертом году. С тех пор и существуют наши современные кухонные губки.

– Бла-бла-бла… Может хватит? – прервал их Харрисон. – Лучше скажите, кто победит в игре «Брев янкиз» и какая погода будет завтра утром.

Тру догадывалась, зачем ему это нужно знать.

И вдруг совершенно неожиданно она призналась Кармеле:

– Знаешь, я сегодня чуть не поцеловала Харрисона.

– К черту этих Гемблов!

И они рассмеялись, а когда остановились, Тру сказала:

– У нас все будет хорошо. Не стоит на них зацикливаться – нужно двигаться вперед. И тебе, и мне.

– Да, – согласилась Кармела, шумно вздохнув. – И принимать каждый день таким, какой он есть. – И через секунду добавила: – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи. – Тру отложила телефон, закрыла дверь и вдруг почувствовала такую слабость и депрессию, как будто была смертельно больна. И выключила свет.

Уже лежа в постели, не в силах заснуть, она смотрела в темноту и думала, почему Дабз так и не позвонил и почему ей тоже не пришло это в голову.

Глава 24

У Харрисона, как и у любого другого человека, разумеется, были недостатки. Но чего он не делал никогда, так это не лгал самому себе. Его чувство к Тру никуда не ушло. Он был уверен, что контролирует ситуацию, но оказалось, что это не так. Прошлой ночью, во время танца с ней, он убедился в этом.

Харрисон должен либо немедленно уехать, либо сорвать свадьбу.

Всю ночь эти мысли не давали ему покоя: он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Но на рассвете перед ним предстала простая правда: необходимо уехать. Он не имеет права вмешиваться: если уведет Тру от Дабза во второй раз, это только разобьет ее сердце. Она больше не невинная девушка, какой была той ночью после выпускного, а умная самостоятельная женщина. Дабз – ее выбор. И кто такой Харрисон, чтобы препятствовать их свадьбе?

И потом, даже если удастся сорвать мероприятие, что делать дальше, когда Тру станет свободна? Он не знал. Да, его безумное чувство к ней никуда не ушло, но этого недостаточно. Она, как нежная алая роза, требует заботы и, стало быть, он должен быть садовником, чтобы обеспечить ей и солнечное тепло, и дождь, когда это необходимо.

Другого выхода нет: Харрисон должен уехать, – но прежде помочь ей с организацией свадьбы. У Тру нет отца, который повел бы ее к алтарю. Разумеется, Харрисон не претендовал на это место и не испытывал отцовских чувств к ней, но все же рядом с ней должен быть мужчина, который, в конце концов, помог бы осуществить то, чего она хочет.

Ну а то, что она выбрала Дабза… так тому и быть – он не имеет права возражать. Особенно если учесть, что он музыкант с удавшейся карьерой, менеджером, продюсерами, ожидающими от него новых хитов, чтобы вновь подтвердить звездный статус. Он больше не мальчишка с причала, ловец голубых крабов, а обладатель высоких наград Ассоциации кантри-музыки и «Грэмми». Приятно, конечно, посетить места, где прошло детство, увидеть людей, которых когда-то знал, но к которым никогда себя не причислял, но такое возможно и в будущем: был в этом уверен.

Ден позвонил, когда Харрисон был в душе. Он обернул бедра полотенцем, зажал телефон между ухом и плечом, открыл дверь ванной и столкнулся в коридоре с Тру, бледной как простыня.

– Привет.

– Привет, – ответил он, немного смутившись, потому что на ней были коротенькие шорты и полупрозрачная майка, сквозь которую просвечивали соски.

«Проклятье!» – подумал Харрисон и мысленно произнес еще парочку крепких слов, которыми мужчины обычно выражают одобрение женских форм. Потом поразмыслил и решил, что будет лучше опять представить себя Теренсом Джонсом. Теренс Джонс не стал бы зацикливаться на ее прелестях.

– Ты слушаешь? – кричал Ден.