Будь проклята страсть

Ги понял, что у Рошгюда широкие знакомства среди кокоток и женщин лёгкого поведения. Он знал, что англичанка Кора Перл, самая видная среди них, возвела науку любви на небывалый уровень. Её шик, роскошь, в которой она жила, остроумие и неотразимая привлекательность для богатых мужчин стали притчей во языцех. Благодаря своей красоте, она сменила нищенский дом с пятнадцатью братьями и сёстрами в Плимуте на невообразимую пышность в Париже. Её апартаменты на улице де Шело, 65, со столовой в стиле мадам Помпадур[29] представляли собой последнее слово изысканности. Как любовница принца Жерома Наполеона[30], она обедала в Пале-Рояль, тратила громадные деньги и имела массу поклонников на стороне. Поговаривали, что Кора получила от одного юного наследника восемь миллионов франков — и указала ему на дверь, когда он дал ей последние десять тысяч. Выманив у поклонников все деньги, она обычно говорила: «Нам больше нельзя видеться. Это становится слишком опасно. У принца возникли подозрения».

Рошгюд подался вперёд.

   — Знаешь, что произошло? Друзья Делони собрались с духом, отправились к его отцу в старый семейный замок и сказали, что он задолжал Перл тридцать тысяч франков. Она угрожает ему. Старик — ужасный скряга — тоже собрался с духом и выписал чек. Вручил он его с таким вздохом, что, наверное, слышно было по всему департаменту, и сказал: «Надеюсь, по крайней мере, люди знают, что он имел дело с этой женщиной!»

Оба рассмеялись.

   — Гарсон, два пива.

За столик на краю террасы неподалёку от них села женщина. На ней была чёрная шляпа с завитым пером, лицо благодаря косметике выглядело мертвенно бледным. Рошгюд вскоре сказал Ги:

   — Её турнут отсюда. Это кокотка, не имеющая репутации. Тортони таких у себя не терпит.

Мужчины уже поглядывали на неё. Она достала платок, приложила к губам и убрала снова.

   — Похоже, она больна, — сказал Ги. — Взгляни на неё.

   — Ха! — презрительно хохотнул Рошгюд. — Дружище, ты ещё не знаешь этой уловки?

   — Но ведь у неё вправду больной вид?

   — Послушай, в театре «Жимназ» недавно вновь давали «Даму с камелиями» — и весь Париж обливался слезами. Она надеется — кто-то из мужчин обратит внимание на платок и спросит: «Что случилось?» — а она ответит трагическим тоном: «Ничего, просто лёгкое кровохарканье. Давайте поговорим о чём-нибудь другом». И таким образом наверняка заполучит добычу!

   — Серьёзно? — Ги поглядел на женщину и с усмешкой откинулся на спинку стула.

Рошгюд взмахом руки поприветствовал проходившего мимо рослого молодого человека, потом стал называть кое-кого из сидевших на веранде.

   — Вон тот — Мустафа-паша, брат египетского хедива. Видишь, какие крупные у него запонки? Это бриллианты.

   — Бог мой!

Они продолжали разговор, заказали ещё пива. Сидящий неподалёку от них посетитель щёлкнул пальцами:

   — Хозяин!

Лысый человек с завитыми усами подошёл и поклонился.

   — Это Тортони, — объяснил Рошгюд и подтолкнул Ги. — Смотри, что будет.

   — Одолжите мне десять луидоров, — сказал посетитель.

Тортони с поклоном отошёл, пошептался с женой, сидевшей у кассы, и вернулся с деньгами. Посетитель с небрежнейшим видом бросил сто франков, оставил два су на чай и, сунув в карман оставшиеся девяносто девять франков сорок сантимов, удалился с видом человека, позволившего себе неслыханную щедрость.

   — Замечательно!

Молодые люди пришли в восторг. Рошгюд, казалось, вдохновился этим поступком.

   — Пошли пообедаем в кафе «Англе». Гарсон, счёт.

   — «Англе»? Дружище, мне это не по карману, — сказал Ги.

Вот уже десять лет это кафе являлось неофициальным центром Второй империи[31], легендарным местом расточительности, кулинарных шедевров, любовных приключений и политических интриг. В его большом зале каждый европейский король занимался флиртом и напивался, хотя бы слегка. Процветали даже окрестности кафе: напротив стоял дом, где лорд Хертфорд за миллион золотых франков провёл единственную ночь с графиней де Кастильон. Каждый вечер к этому заведению с застеклённой дверью из красного дерева подъезжали экипажи, и женщины, скрывающие вуалью лица из страха быть узнанными, торопливо поднимались на свидания в отдельные кабинеты. Метрдотель Эрнест, носивший прозвище Барон Юпитер, принимал их сдержанно, бесстрастно, словно принц королевской крови.

   — Ерунда, — сказал Рошгюд. — Деньги нам не понадобятся. Я уже много месяцев пользуюсь кредитом у Эрнеста. Он знает, что мой отец расплатится. Пошли.

Можешь вернуть мне долг со временем, если для тебя это важно.

Он внезапно умолк.

   — Но ведь нужно взять девочек.

   — Я знаю парочку, — сказал Ги.

   — Брось ты! Всего десять дней в Париже и уже завёл девочек. Они что...

   — Девочки хорошие, — сказал Ги. — Не шлюхи, но и недотрогами не назовёшь. Я познакомился с ними, когда искал знакомую по Этрета. Они только что приехали в Париж и, — он рассмеялся, — думаю, намерены сколотить состояние.

   — Как раз то, что нужно! Едем, дружище!