В тот вечер Ги и Мезруа ужинали вместе. Распрощались они уже за полночь. «Чёрт возьми, хороший выдался вечерок, — думал Мезруа, возвращаясь домой. — Хороший ужин у Вуазена, приятный разговор, метрдотель плясал вокруг нас: «Да, месье де Мопассан. Нет, месье де Мопассан», — девочки за соседним столиком услышали фамилию и, в сущности стали предлагать себя. А коньяк какой! Хорошо, когда в кармане есть деньги». Мезруа вздохнул. Ему никогда не добиться такого успеха. Он представил себе, как годы работы над романами с продолжением уходят в серое будущее. Кто вспомнит его через двадцать лет? «Рене Мезруа? Не знаю такого». Что ж, Мопассан заслуживает всего. Он выдающийся. Отличный парень! Мезруа затянулся сигарой, припоминая разговоры за коньяком. Милый друг в том, что касается женщин, — это сам Мопассан. Он может заполучить любую женщину в Париже и, похоже, заполучает. Как он там сказал? «Думаю, между восемнадцатью и сорока годами, если исключить случайные встречи, которые длятся час, у мужчины бывает около трёхсот женщин».
Он свернул на улицу Клапейрон и стал искать в кармане ключ. Назвал свою фамилию консьержке и вошёл в неприбранную двухкомнатную квартиру с разбросанными книгами, бумагами, полными пепельницами, пыльными чучелами лебедя, чайки и фламинго из личной коллекции чучел домовладелицы, которые она запрещала ему убирать. Остальные лежали в шкафах, на комоде, в секретере и в ящиках письменного стола. Раз в месяц домовладелица, длинношеяя, как страус, колотила в дверь, врывалась и расставляла по местам взъерошенных макао, колибри, синиц, орлов и линялую сову с несколько властным взглядом, свою особую любимицу.
— Ах, чёрт возьми...
Мезруа со вздохом подошёл к столу. Завтра нужно сдавать очередную главу нового романа. Он просто литературный подёнщик. Сел, взял лист бумаги — и внезапно подскочил, услышав громкий стук в дверь.
—
Он бросился к двери и распахнул её.
— Мопассан! Господи, что случилось?
Ги стоял, пригнувшись, в дверном проёме, глаза его были широко раскрыты, лицо посерело, и он весь дрожал. Протянул руку и коснулся плеча Мезруа. Тому показалось, что Мопассан вот-вот упадёт в обморок, он подхватил его — и Ги в испуге попятился, словно не владея собой.
— В чём дело? Ты ранен?
— Что-нибудь стряслось, месье? — За спиной Ги появилось испуганное лицо консьержки.
— Не могу...
По лицу Ги струился пот. Он постоянно сглатывал, пытаясь заговорить. Шляпу он потерял и, судя по грязи на одежде, куда-то упал.
— Вызвать полицию? — Мезруа помог ему выпрямиться. — На тебя кто-то напал?
Ги покачал головой.
— Там... п-п-призрак.
—
Мезруа уставился на него, потом втащил в комнату и захлопнул дверь перед носом консьержки.
— Садись. Тебе нужно...
Он умолк, видя, как неловко Ги рухнул в кресло. Может, не предлагать ему выпивки? Но это немыслимо! Мопассан не мог быть пьяным. Они расстались двадцать минут назад, он был совершенно трезвым. Мезруа пошёл, налил коньяку и подал Мопассану. Зубы Ги стучали о стекло, коньяк проливался на подбородок. Но выпитое его укрепило.
— Я пришёл домой, заглянул в кабинет — он был там. И теперь там.
— Кто?
Ги поднял на него глаза.
— Мой двойник.
— Старина, тебе что-то померещилось.
— Нет.
— Почудилось, конечно. Допей.
Ги допил коньяк. Мезруа налил ему ещё. Он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Там, наверное, какое-то зеркало, о котором ты забыл. Открыл дверь и увидел своё отражение.
— Зеркала там нет. Я вошёл, а он с-сидел не шевелясь.
— Старина, на секунду-другую тебе что-то привиделось...
— Я стоял там. Стоял, глядя на него, Мезруа.
На глаза у Ги навернулись слёзы. Наступила пауза. Мезруа загасил сигару в пепельнице.
— Пойдёшь туда со мной? — спросил Ги. — Я не хочу идти один.
— Конечно.
Ги сидел, откинувшись на спинку кресла. Он был ещё в напряжении, но постепенно обретал мужество. Через минуту Мезруа спросил:
— Видел ты... что-нибудь подобное раньше?
— Нет. — Ги допил коньяк. Потом сказал: — Это не совсем правда. Однажды я видел его — рядом с собой, в зеркале, на улице Дюлон. Подумал — это дефект стекла, какая-то причуда отражения. Длилось это всего секунду.
— Вот-вот — и сейчас то же самое.
Через пятнадцать минут Ги, казалось, пришёл в себя. Мезруа спросил:
— Пойдём?
— Да.
Они миновали вместе тёмный бульвар де Батиньоль, потом свернули на улицу Моншанен. Ги достал ключи. Мезруа зажёг газовую горелку в подъезде. Матовое стекло потрескивало от жара. Когда Ги распахнул дверь, Мезруа вошёл первым. Свет ярко горел. Ги не погасил его, уходя.
— В дальней комнате, — сказал Ги. Они направились к ней. Мезруа вошёл. Длинная, узкая комната была пуста. Кресло стояло у письменного стола на своём обычном месте. Раскрытая книга лежала страницами вниз, как Ги оставил её.
— Ну вот! Покой и уединение, — сказал Мезруа.
Ги стоял у двери.
— Да.
Наступило недолгое молчание, словно оба не знали, что сказать.
— Спасибо, что пошёл со мной, — поблагодарил Ги.