Будь честным всегда

— А этот мальчик?.. Он сможет взять в жены девушку из семьи Одескалчи, или Эстрерхази, или Карой, девушку, которая понравится… — Виола глубоко вздохнула и красной ладонью провела по лбу. — Но ему нужен хороший аттестат… Ради этого я не жалею сил и иду на любые жертвы… — Она ласково погладила Шанику по голове. — Учись, мой мальчик, учись, учись, мой ангелочек, мой малыш, мой драгоценный, учись, ни на что не обращай внимания, у тебя всегда все будет, только учись, будет у тебя и одежда, и ботинки, и тетрадки, и бумага; пиши, рисуй, сколько захочешь, учись французскому языку, музыке, занимайся спортом, всем на свете; с какой благодарностью ты вспомнишь потом свою старую, сварливую сестру… Только учись. Не станем мы тебе мешать… упаси бог… Ни я, ни Белла… никто… Понимаешь?

И она с невыразимой нежностью и любовью прижала к себе красивую головку мальчика.

В соседнюю комнату кто-то вошел, за дверью послышался мужской голос.

Миши сразу же подумал, что это, наверное, отец, потому что все пришли в замешательство.

Виола открыла дверь, и на пороге появился высокий, красивый мужчина с бородой и в меховой шубе.

Миши видел его впервые и теперь смотрел на него с испугом: мужчина был похож на героя из Исторического альбома, одного из сподвижников Ракоци. [8]Здесь, в Дебрецене, в этом городе коренастых, приземистых, веселых и улыбчивых людей с закрученными кверху усами, он выглядел особенно необычно.

Миши почтительно встал с места.

Шаника вскочил и с удивительной доверчивостью смело подбежал к отцу, поцеловал ему руку, потом — в губы.

Дочери поздоровались с ним очень вежливо.

— Это наш маленький друг, — сказала Виола, — Михай Нилаш. Вы знаете, папа, он вместе с Шаникой готовит уроки.

Отец приветливо кивнул мальчику, затем опустился на стул и с какой-то ласковой улыбкой молча смотрел прямо перед собой.

— Замерзли, папа? — спросила Виола.

Отец не ответил, даже не взглянул в ее сторону, у него только слегка пошевелились губы под густыми пушистыми усами.

— У вас так топят, что человека может удар хватить, — произнес он немного погодя и, облокотившись на стол, потер лоб.

— Пожалуйста, снимите пальто, — сказала Белла и сняла с отца шубу, потертую, но на меховой подкладке.

Шаника забрался к отцу на колени.

— Ну, что ты учишь?

Мальчик пожал плечами.

Мужчина перевел взгляд на Миши, и тот с готовностью ответил:

— Сейчас мы занимаемся арифметикой: четыре действия с простыми дробями.

Отец сдвинул брови и внимательно посмотрел на Миши.

— Это? — он рассеянно тронул пальцем тонкий учебник.

— Да.

— И все? Какой же ты осел, если даже этого не можешь выучить, — сказал он, но слово «осел» прозвучало ласково, хотя видно было, что он хотел задеть сына.

Шаника, ничуть не обидевшись, уткнулся в его бороду и гладил ее.

— Вот-вот, пристыдите его, папа, — резко сказала Белла. — Даже таблицы умножения не знает, такой дурачок…

Отец молчал. Миши боялся, что если этот великан шевельнется, то что-нибудь сломает.

— Дурачок… Может и не дурачок, а просто осел… — И опять, как-то странно улыбаясь, он наклонил голову.

— Папа, а Белла купила себе японский веер за шестьдесят крейцеров, — наябедничал Шаника.

— Что такое? — пробормотал отец.

— Она меня потому и обзывает дураком, что я рассказал.

— Вот вышвырну ее из дома вместе с веером! — буркнул отец.

— А ты не ябедничай, получишь по физиономии, так и знай, — со злостью накинулась Белла на Шанику.

— Очень я тебя боюсь!

— Скоро получишь!

— И ты получишь от папы, не сомневайся!

Миши просто не верил своим ушам.

Но самым удивительным было то, что отец не попытался их остановить, не рассердился, не возмутился, не засмеялся, а все с той же словно застывшей улыбкой смотрел прямо перед собой.

Попробовал бы Миши в присутствии отца так пререкаться со своими братьями! Так бы и вылетели из комнаты!

Правда, маленькие братья — озорники, слушаться не хотят, и ссорились они довольно часто, даже до драки доходило, и тогда поднимался невообразимый шум. Но при посторонних, тем более при родителях, никто и слова плохого не смел произнести.

— Он провалится? — неожиданно спросил отец и уставился на Миши.

Миши испугался и задрожал, ожидая каждую минуту, что этот огромный человек протянет руку над столом, схватит его и сломает пополам, как медовый пряник.

— Надеюсь, что нет, упаси бог! — пролепетал он.

— Пойдет в ученики к сапожнику, — тихо сказал отец.

— Как легко вы, папа, к этому относитесь, — сказала старшая дочь, — нет чтобы взять да встряхнуть его разок… Чтобы знал, что речь идет о серьезных вещах… Кого в детстве не бьют, тот человеком не станет…

— Подавай ужин, — сказал отец.

Все замолчали.

И тут в комнату, еле передвигая ноги, вошла бледная женщина в сопровождении младшей дочери, которая поддерживала ее под руки и, опустив голову, посмеивалась.

Мать приплелась сюда, беспокоясь, как бы чего не случилось. Она опустилась на стул, страшно худая и бледная как мел.

Девочка быстро вернулась к двери и прислонилась к косяку; все время слышался ее тихий смех, и, кто бы что ни сказал, она только хихикала.