Броня из облака

Ему не хватает красоты. Именно эстетический авитаминоз порождает и самоубийцу, и наркомана, и террориста. Им необходима терапия красотой.

Но, чтобы исцелять и соблазнять других красотой, мы сами должны ею обладать. Если мы будем выглядеть богатыми, сильными, но мерзкими, мы никого не исцелим, и, тем более, не соблазним.

Кроме разве что такой публики, от которой и сами не знаем как избавиться.

Однако сегодня нам не предлагают быть красивыми, нам предлагают быть толерантными. Предлагают, можно сказать, изо дня в день. До оскомины. Хотя терпимость прекрасное качество. Только каковы пределы его могущества? Что такое национальная терпимость — этический минимум или недосягаемая мечта?

Добродетель победителей

Ибо мы уже давно и не мечтаем, чтобы люди, а тем более народы, любили друг друга — мы уже согласны, чтобы они друг друга хотя бы терпели. Но терпимости и впереди что-то не видать, да и позади не просматривается никакого ни золотого, ни хотя бы позолоченного века… Терпимость слабо уживается с жаждой людей, а тем более народов, первенствовать и блистать. Красоваться.

Один из виднейших социальных философов современности Майкл Уолцер, вглядываясь в прошлое, пришел к грустному выводу: толерантность к чужим богам и обычаям впервые возникла лишь в могучих империях, поставленных (собственной историей) в необходимость держать в повиновении множество племен и народов, всегда готовых при ослаблении верховной узды начать непримиримую борьбу не только против поработителей, но и друг против друга. Относительный межнациональный мир возникал тогда, когда верховная власть оказывалась, так сказать, равноудаленной от подвластных ей этнических групп и, если так можно выразиться, равнобезразличной к их внутренним разборкам: молитесь, судитесь, женитесь, трудитесь и развлекайтесь как вам нравится, только платите положенную дань деньгами или натурой и — не вздумайте посягать на установившийся имперский порядок! Тут всякой терпимости приходил конец.

Рискну предложить общую формулу: терпимость несут в мир победители, желающие спокойно наслаждаться плодами своих побед. Униженные же и оскорбленные накапливают праведную ненависть, подкрепляя силы социальным прожектерством, или, попросту, сказками о собственной избранности и красоте. Так было, есть и будет — слабые всегда будут завидовать сильным, а побежденные ненавидеть победителей, находя утешение в наивных, но очень действенных сказках о своей доброте и честности и о злобе и подлости более успешных конкурентов. Это изменить невозможно — потребность в самооправдании, в красивом образе самого себя принадлежит к числу важнейших экзистенциальных потребностей.

Поэтому количество толерантности в мире, как уже было сказано, можно увеличивать единственным способом — уменьшая число людей, ощущающих себя побежденными. Для этого же необходимо увеличивать число критериев успеха, число карьерных лестниц, по которым можно подниматься, не задумываясь о том, выше или ниже тебя оказались люди, карабкающиеся по другим лестницам: ранжирование людей по любому монопризнаку — по богатству, уму, красоте, храбрости — непременно приводит к тому, что половина оказывается ниже среднего уровня…

Чтобы разбить сплоченность наиболее опасных обойденных меньшинств и оставить их без лидеров, мудрые императоры старались даже облегчить социальное продвижение их наиболее энергичных, храбрых, честолюбивых и одаренных представителей. Как бы ни протестовали противники «позитивной дискриминации» из других меньшинств, менее опасных, хотя и тоже обделенных.

Но это уже, скорее, проблемы сегодняшнего дня, а в былые и еще не миновавшие времена национальная терпимость возникала и сохранялась в империях, управлявшихся имперской аристократией, достаточно прагматичной, чтобы не начинать войн из-за расхождений в метафизических вопросах, и достаточно идеалистичной, чтобы чувствовать ответственность за сохранение коллективного наследия. Имперская аристократия должна быть и достаточно патриотичной по отношению к народу-основателю (завоевателю), чтобы сохранить его обеспечивающее всеобщую стабильность доминирование, но и достаточно космополитичной, чтобы не стремиться к его тотальному господству, — поэтому она без ущерба и даже с пользой для общего дела может принимать в свои ряды и значительную долю инородцев (возможно, именно немецкая бюрократия способствовала национальной терпимости в императорской России).