— Там мои пожитки. Но это еще не все. Мне пришлось поговорить с этим адвокатом. Он сказал, что я теперь должен регулярно выдавать Бинни деньги — что-то вроде содержания, — пока развод не оформят. Я говорю этому парню, что меня только что вышвырнули с работы, так что им ничего не светит. Видимо, они с Бинни прошлись по всем банковским отчетам, кредитным карточкам, книжкам жилищного кооператива, — в общем, по всем бумагам. И вышло, что у меня долгов на пятьдесят четыре тысячи фунтов. Слава богу, у меня нет закладных.
— Как там сказано: «Повадятся печали, так идут не врозь, а валом».
— Что-что?
— Это Шекспир[18].
— A-а. Ладно. Так вот, Лоример, как выяснилось, ты — мой единственный друг.
— Я? А как же Оливер Ролло?
— Терпеть его не могу. Безмозглый идиот.
— А как же твоя родня?
— Они все на стороне Бинни — говорят, что я позор семьи. По правде сказать, я теперь пария. Со всех сторон обложили.
— Гм, да я тоже на стороне Бинни.
— Да-a, но, понимаешь, ты тоже был замешан.
— Замешан? О чем это ты? Это ведь ты забрался в постель к Ирине — не я же.
— Но ты же знал Ирину. И она считалась твоей девушкой.
— «Считалась» — вот тут главное слово. Я с ней и разговаривал-то минуты две от силы.
— Я не думаю, Лоример. Это моя главная беда в жизни — я никогда не думаю наперед.
Лоример уже понял, к чему все идет, и почувствовал на душе тоскливую тяжесть.
— Я тут подумал, — проговорил Торквил, вяло улыбаясь, — а нельзя мне у тебя пару ночей перекантоваться, пока буря не уляжется?
— Не уляжется? Что ты хочешь этим сказать?
— Бинни меня обратно возьмет, когда совсем утихомирится.
— Ты уверен?
— Конечно. Она у меня отходчивая, старушка Бинни.
— Ну ладно, но только пару ночей, — разрешил Лоример, слабо надеясь, что Торквил знает свою жену лучше его. — Сейчас я принесу тебе пуховое одеяло.