Он вставил «Ангцирти» в проигрыватель, а примерно через девяносто секунд нажал на «стоп» и извлек диск. У Дэвида Уоттса оказался пронзительный монотонный, хотя и мелодичный голос без особого характера, а тексты песен отталкивали своей пошлой претенциозностью. Совершенно гладкое, будто отполированное звучание — заслуга самых дорогих в мире студий звукозаписи — лишало эту музыку всякой подлинности. Лоример понимал — подобная реакция оставляла его в мизерном меньшинстве, свидетельствовала о чуть ли не извращенном отклонении с его стороны, но он ничего не мог с этим поделать: похоже, он лишился одного из основных чувств, вроде обоняния, осязания или слуха, — но он органически не переносил никакой британской, американской или европейской рок-музыки последних десятилетий. Она казалась ему страшной фальшивкой — пустышкой без души и страсти, результатом какого-то заговора, чьих-то манипуляций вкусами и причудами — и умелого маркетинга. Вместо Дэвида Уоттса он поставил Императора Бола Осанджо и его ансамбль «Вива Африка» и откинулся на спинку кресла, пытаясь совладать с невероятным чувством ликования, которое начало нарастать внутри него. Он представлял себе прекрасное лицо Флавии Малинверно, ее взгляд; вспоминал ее полувызывающее, полупровоцирующее поведение… Сомнений нет, она, очевидно…
Раздался звонок в дверь. Он снял трубку домофона, внезапно ощутив тревогу: а вдруг это Ринтаул?
— Кто там?
— Слава богу, ты дома! Это Торквил.
Поставив чемодан на пол, Торквил с искренним восхищением оглядывал квартиру Лоримера.
— Классное жилье, — сказал он. — Все так опрятно, так солидно — ну, ты понимаешь. А он настоящий?
— Древнегреческий, — ответил Лоример, осторожно вынимая шлем из больших рук Торквила. — Ему около трех тысяч лет.
— У тебя есть бухло какое-нибудь? — спросил Торквил. — Позарез выпить надо. Чертовки херовый день сегодня. А ты хоть представляешь, сколько стоит такси от Монкен-Хадли досюда? Сорок семь фунтов. Чудовищно. Виски, если можно.
Лоример щедро плеснул Торквилу шотландского виски, а себе — чуть скромнее — водки. Когда он вернулся с кухни, неся стаканы, Торквил уже закурил и развалился на Лоримеровом диване, задрав ногу на ногу, так что повыше носка показалась полоска голой плоти.
— Черт побери, а что это за дрянь ты слушаешь?
Лоример выключил музыку.
— Я слышал о том, что сегодня случилось, — начал он утешающим тоном. — Вот не повезло, так не повезло.
Чванливая развязность на миг покинула Торквила, теперь он казался обескураженным и подавленным. Он потер лицо ладонью и надолго припал к стакану.
— Одно могу сказать: все произошло как-то жутко и гадко. Этот Хогг — просто злобный подонок. Он и ключи от машины у меня отобрал — сразу же. А когда я добрался домой после обеда, машину уже изъяли. Черт знает что такое. — Он шумно выдохнул. — Вот так вот, вышвырнули — и все тут. Я пытался Саймону позвонить, но ничего не вышло. — Он жалостно взглянул на Лоримера. — Может, хоть ты понимаешь, в чем дело?
— Мне кажется, — начал Лоример, раздумывая, будет ли благоразумно доверяться Торквилу, — мне кажется, это как-то связано с делом «Федора-Палас».
— А я думал, ты там все утряс.
— Утряс-то утряс. Но там что-то еще происходит. Не пойму только, что именно.
Торквил казался совсем убитым.
— Ну да, я там напортачил — не спорю, — и меня по справедливости выперли из «Форта Надежного». А теперь меня и из «Джи-Джи-Эйч» выперли. Это уже нечестно. Должен же быть какой-нибудь срок давности! Ладно, допустил я промах в расчетах, ну так что теперь — всю жизнь меня за это казнить?
— Думаю, здесь все гораздо сложнее. Просто мне не удается из кусочков собрать целое. Но вот Хогга это почему-то тревожит. Кстати, что он тебе сказал?
— Он пришел и заявил: «Ты уволен, а теперь выметайся». Я спросил почему, а он ответил: «Я тебе не доверяю», — вот и все. Ну, еще мы друг друга пообзывали разными хорошими именами. — Торквил нахмурился и поморщился, как будто сам акт припоминания причинял ему физическую боль. — Мерзавец, — подытожил он и рассеянно уронил пепел на ковер. Лоример принес ему пепельницу и новую порцию выпивки.
— А как там все дальше было, — спросил Лоример невинно, но с неподдельным любопытством, — после субботней ночи? — И тут же ощутил смутную тревогу: вот они тут вдвоем, он и Торквил, болтают о неурядицах на работе, о домашних неурядицах, точно двое старых друзей, многое переживших вместе.
Торквил угрюмо запрокинул голову и мрачно уставился в потолок.
— Да все очень плохо, — ответил он. — Просто кошмар. После того как Бинни успокоилась, она сделалась тихоней, вела себя как ледышка — совсем на нее не похоже. Точно в себя с головой ушла. Я, конечно, извинялся, но она даже говорить со мной не пожелала. — Он умолк. — А сегодня утром она отправилась к адвокату — как раз когда меня увольняли. А потом она меня выгнала. Сказала: ступай на все четыре стороны и живи с Ириной. Она требует развода.
— А, вот почему чемодан.