Брокен-Харбор

Ассистент снял с ее рук бумажные пакеты – их надевают для сохранения улик, – и Купер наклонился над ней со шпателем, чтобы взять соскоб из-под ногтей.

– А! – вдруг воскликнул он. – Любопытно.

Он взял пинцет, сделал что-то изощренное с ее правой рукой и выпрямился, подняв инструмент повыше.

– Это, – сказал он, – было между указательным и средним пальцами.

Четыре тонких светлых волоска. Блондин, склонившийся над розовой постелью с оборками, сопротивляющаяся девочка…

– Этого хватит для анализа ДНК? – спросил я.

Купер улыбнулся одними губами:

– Умерьте пыл, детектив. Разумеется, потребуется провести микроскопическое сравнение, но, судя по цвету и структуре, эти волоски, по всей вероятности, принадлежат самой жертве. – Он бросил их в пакет для вещдоков, достал авторучку и, наклонившись, черкнул что-то на ярлычке. – Если допустить, что улики подтвердят предварительную версию об удушении, я бы предположил, что ее руки были прижаты по сторонам головы подушкой или другим орудием преступления и что перед тем, как потерять сознание, она, не имея возможности вцепиться в нападавшего, тянула себя за волосы.

В этот момент Ричи вышел – просто развернулся, ушел и закрыл за собой дверь. Хорошо еще, что не впечатал кулак в стену и не сблевал на пол.

Ассистент захихикал. Купер бросил на дверь долгий ледяной взгляд.

– Прошу прощения за детектива Куррана, – сказал я.

Купер перевел взгляд на меня.

– Я не привык, – сказал он, – чтобы мои вскрытия прерывали без веских причин. У вас или у вашего коллеги такая причина есть?

С надеждой на то, что Ричи понравится Куперу, осталось только попрощаться. Впрочем, это была наименьшая из наших проблем, ведь если Ричи не вернется в морг и не досмотрит вскрытие до конца, в отделе его высмеют так, что шпильки Квигли покажутся цветочками. Ему дадут прозвище, от которого будет не избавиться до конца жизни. Купер, скорее всего, промолчит – он считает сплетни ниже своего достоинства, – но, судя по блеску в глазах ассистента, тому уже не терпелось раззвонить о случившемся на всех углах.

Пока Купер занимался наружным осмотром, я держал рот на замке. Слава богу, больше никаких неприятных сюрпризов. Рост Эммы чуть выше среднего, вес средний, и, насколько мог судить Купер, она была здорова во всех отношениях. Никаких заживших переломов, ожогов, шрамов, никаких страшных следов насилия – ни физического, ни сексуального. Зубы чистые и здоровые, ни единой пломбы; ногти чистые, короткие. Ее недавно подстригли. Всю свою недолгую жизнь девочка была окружена заботой.

Ни конъюнктивальных кровоизлияний, ни синяков на губах там, где что-то прижимали ко рту, – никаких указаний на то, как ее убили.

– Хм-м, – вдруг промычал Купер, посветив Эмме в рот диагностическим фонариком, словно лечащий врач. – Он снова потянулся за пинцетом и, запрокинув девочке голову, засунул пинцет глубоко ей в глотку. – Если я правильно помню, на кровати жертвы лежали несколько декоративных подушек, на которых разноцветной шерстью были вышиты антропоморфные животные.

Котята и щенки, глядящие на тебя в свете фонарика.

– Верно, – сказал я.

Купер картинным жестом извлек пинцет.

– В таком случае, – произнес он, – полагаю, мы получили доказательства того, что именно послужило причиной смерти.

Клочок шерсти, мокрый и темный – высохнув, он станет розовым. Я вспомнил навостренные ушки котенка и свисающий язык щенка.

– Как вы только что видели, при удушении остается так мало следов, что с уверенностью диагностировать его невозможно. Однако в настоящем случае – если шерсть соответствует вышивке на подушках, – я без каких-либо затруднений заявлю, что жертву задушили одной из подушек, лежавших на ее кровати. Какой именно подушкой, установят криминалисты. Жертва умерла либо от гипоксии, либо от вызванной ею остановки сердца. Характер смерти – насильственный.

Купер бросил клочок шерсти в пакетик. Закрывая его, он кивнул и коротко, удовлетворенно улыбнулся.

Вскрытие не дало ничего нового: здоровая девочка без каких-либо признаков болезней или жестокого обращения. В желудке Эммы находился частично переваренный ужин: говяжий фарш, картофельное пюре, овощи и фрукты (картофельная запеканка с фруктовым салатом на десерт, съеденные примерно за восемь часов до смерти). Спейны казались мне семьей, которая ужинает за одним столом, и я не мог понять, почему в тот вечер Пэт и Эмма ели разные блюда, однако это была мелочь, объяснение которой можно искать вечно. К примеру, Пэта подташнивало, и он не мог есть запеканку, или девочке на ужин дали то, от чего она отказалась за обедом. Красное цунами убийства сметает с пути несущественные подробности вроде этой.

Когда ассистент начал ее зашивать, я спросил:

– Доктор Купер, не дадите мне две минуты, чтобы сходить за детективом Курраном? Он обязательно захочет увидеть остальное.

Купер стянул окровавленные перчатки.

– Не понимаю, почему у вас сложилось подобное впечатление. У детектива Куррана имелись все возможности увидеть остальное, как вы это называете, однако он, очевидно, считает себя выше столь рутинных обязанностей.