Взрослых я затыкал холодным непонимающим взглядом, а одноклассников, которые слишком наглели, избивал до крови, пока сочувствие ко мне не иссякло и учителя не начали оставлять меня после уроков за драки. А ведь мне нужно было возвращаться вовремя, чтобы помогать Джери управляться с Диной и брать на себя часть работы по дому, – на отца надеяться не приходилось, он и говорил-то с трудом. Тогда я и начал учиться сдержанности.
В глубине души я не винил их за вопросы. Это смахивало на обычное плотоядное любопытство, но даже тогда я понимал, что дело не только в этом. Они хотели знать. Как я и сказал Ричи, причинно-следственная связь – это не роскошь; отними ее, и мы окажемся парализованными, будем цепляться за крошечный плот, раскачивающийся на бурных волнах бесконечного черного моря. Если моя мать могла войти в воду “просто потому”, значит, так могли поступить и их матери, и они сами – в любую ночь, в любую минуту. Когда мы не видим закономерности, то складываем фрагменты вместе, пока она не появится – поскольку нам это необходимо.
Я дрался, потому что они видели неверную закономерность, а вывести их из заблуждения я не мог. Я понимал, что они правы в одном: ничто не происходит без причины. И только мне одному было известно, что в смерти матери виноват я.
Постепенно, ценой огромных усилий и боли, я научился с этим жить. Обойтись без этого понимания я бы не сумел.
“Никакой причины нет”. Если Дина права, то жить в этом мире нельзя. Если она ошибается, если – и это должно быть правдой, – если мир нормален и с оси сорвалась только странная галактика у нее в голове, значит, все это случилось из-за меня.
Я отвез Фиону в больницу.
– Вам нужно будет зайти к нам и дать официальные показания по поводу браслета, – сказал я, остановив машину.
Она на секунду зажмурилась.
– Когда?
– Сейчас, если не возражаете. Я могу подождать, пока вы передадите сестре вещи.
– Когда вы собираетесь… – она указала подбородком в сторону здания, – сообщить ей?
Арестовать ее.
– Как можно скорее. Вероятно, завтра.
– Тогда я приду потом. А до тех пор побуду с Дженни.
– Вам будет легче, если вы зайдете сегодня вечером. Прямо сейчас вам будет с ней тяжело.
– Да, наверное, – без выражения ответила Фиона.
Она вылезла из машины и пошла прочь, держа мусорный мешок в обеих руках и отклоняясь назад, словно несет непосильный груз.
Я поставил “БМВ” в гараж и дожидался у крепостной стены, притаившись в тени, словно шпана, чтобы смена закончилась и парни разошлись по домам. Потом я отправился к главному инспектору.
О’Келли все еще сидел за своим столом, склонив голову в круг света, отбрасываемого лампой. На кончике его носа висели очки для чтения, и он водил ручкой вдоль строк бланка с показаниями. Уютный желтый свет подчеркивал глубокие морщины вокруг глаз и рта, седые пряди; сейчас шеф был похож на доброго старика из сказки, на мудрого дедушку, который знает, как все исправить.
За окном небо налилось по-зимнему густой чернотой, и по углам, вокруг неровных штабелей из папок, начали собираться тени. В детстве я однажды увидел похожее место во сне и с тех пор всю жизнь пытался его найти. Казалось, я должен навсегда запечатлеть этот кабинет в памяти, запомнить до мельчайших подробностей, но он уже сейчас таял на глазах.
Я шевельнулся в дверном проеме, и О’Келли поднял голову, на долю секунды показавшись усталым и грустным. Потом его лицо застыло, утратив всякое выражение.
– Детектив Кеннеди, – сказал он, снимая очки. – Закрой дверь.
Я так и сделал и стоял у закрытой двери до тех пор, пока О’Келли не указал ручкой на стул.
– Утром ко мне зашел Квигли, – сказал он.
– Он должен был предоставить это мне, – отозвался я.
– Я ему так и сказал. Он с видом монашки ответил, что не доверяет тебе.
Вот гаденыш.
– Скорее, хотел выложить свою версию первым.
– Ему не терпелось утопить тебя в дерьме. Едва в штаны не кончил от предвкушения. Но вот в чем штука: да, Квигли может исказить правду, но на моей памяти он ни разу не выдумывал что-то на ровном месте. Слишком бережет свою шкуру.
– Он ничего не придумал. – Я нашел в кармане пакет для улик – казалось, я засунул его туда несколько дней назад, – и положил на стол О’Келли.
Он не прикоснулся к пакету.
– Изложи мне свою версию. Мне понадобится письменная объяснительная, но сначала я хочу услышать все от тебя.
– Детектив Курран нашел это в квартире Конора Бреннана, когда я вышел на улицу позвонить. Лак для ногтей совпадает с маникюром Дженнифер Спейн. Шерсть – с вышивкой на подушке, которой задушили Эмму Спейн.
О’Келли присвистнул:
– Нихера себе мамуля. Ты уверен?
– Я провел с ней целый день. Под присягой она не признается, однако не для протокола дала подробное описание случившегося.
– Которое без этого, – он кивнул на конверт, – нам нихрена не поможет. Если Бреннан ни при чем, то каким образом это оказалось у него в квартире?
– Он был на месте преступления. Именно он пытался прикончить Дженнифер Спейн.