Мики проводил Лебо взглядом до двери хижины, а потом сразу же опять посмотрел на Нанетту. Она подошла и нагнулась к нему. В её глазах блестели слёзы. Мики глухо зарычал, но рычание тут же замерло у него в горле. Он в первый раз видел перед собой женщину и тотчас почувствовал, что это существо разительно отличается от двуногого зверя, который избил его и связал. Сердце в его искалеченном, израненном теле вдруг замерло: Нанетта заговорила с ним! Он никогда ещё не слышал таких звуков – ласковых, тихих, сочувственных. А потом – чудо из чудес! – она опустилась рядом с ним на колени и погладила его по голове.
Это прикосновение пробудило в Мики древний забытый инстинкт, родившийся в те далёкие времена, когда собачьих пород ещё не существовало и другом первобытного человека была просто «собака», которая играла с его детьми и получала еду из рук женщины. В нём вновь проснулась собачья преданность всему человеческому роду.
А женщина подбежала к плите, вернулась с тазиком тёплой воды и мягкой тряпочкой и принялась смывать кровь с его головы, что-то приговаривая ласковым голосом, полным жалости и любви. Мики закрыл глаза. Он перестал бояться. Из его груди вырвался судорожный вздох. Ему хотелось высунуть язык и лизнуть худые нежные руки, которые облегчали его боль и дарили ему спокойствие. И тут случилось совсем непонятное: проснувшаяся малышка села в своей колыбели и принялась что-то весело лепетать. Мики растерянно слушал эти новые звуки, эту весеннюю песенку жизни. Она совсем покорила его: хотя он и не отдавал себе в этом отчёта, однако он открыл глаза и тихонько взвизгнул.
Женщина радостно засмеялась – этот смех был для неё самой почти так же нов и непривычен, как для Мики. Она подбежала к колыбели и вернулась к Мики; держа дочку на руках, снова опустилась на колени рядом с ним, а малышка при виде большой живой игрушки на полу протянула к ней ручонки и начала от восторга брыкать ножками в крохотных мокасинах, ворковать, смеяться и подпрыгивать. Мики весь напрягся, стараясь вырваться из своих уз, чтобы потыкаться носом в это удивительное маленькое существо. Он забыл про боль. Покрытое синяками и ранами тело как будто перестало ныть. Он уже не замечал, что задние лапы у него совсем отнялись – так туго они были стянуты ремнями. Эти два чудесных существа подчинили себе все его чувства и инстинкты.
Нанетта в эту минуту превратилась в настоящую красавицу. Она догадалась, что происходит с Мики, и её сердце радостно забилось. Она на мгновение забыла про Лебо. Её глаза блестели, как звёзды. Бледные щёки зарумянились. Посадив малышку на пол, она продолжала отмачивать тёплой водой запёкшуюся, смёрзшуюся корку крови на голове Мики. Если бы в Лебо сохранилась хоть искра человечности, то он не мог бы не растрогаться, увидев её сейчас, – такой материнской любовью, такой добротой светилось всё её существо, когда она ненадолго вырвалась из-под гнёта вечного страха. И Лебо действительно вошёл – так тихо, что она не сразу его заметила, и он почти минуту простоял, наблюдая за тем, как она разговаривает с Мики полусмеясь-полуплача, а малышка болтает ножками, весело лепечет и всплёскивает ручонками от радости.
Толстые губы Лебо растянулись в насмешливой и злой ухмылке. Он свирепо выругался. Нанетта вздрогнула, словно её ударили.
– Вставай, дурища! – рявкнул он.
Она послушно встала и попятилась, прижимая девочку к груди. Мики заметил эту перемену, и в его глазах, снова устремлённых на Лебо, зажёгся зеленоватый огонь. Он злобно, по-волчьи, зарычал.
Лебо повернулся к Нанетте, которая стояла у окошка, по-прежнему держа ребёнка на руках. Румянец ещё не исчез с её щек, глаза не погасли, а перекинутая через плечо толстая коса отливала шёлком в лучах заходящего солнца. Это была прелестная картина, но она не успокоила злобы Лебо.
– Если ты попробуешь и из этого пса сделать котёночка, как тогда из Мину, то я с тобой…
Он не договорил и только погрозил огромным кулаком, а его лицо исказилось от бешенства. Но Нанетта и без слов поняла, что он имеет в виду. Он избивал её постоянно, но память об одном ударе не оставляла её ни днём, ни ночью. И она думала о том дне, когда у неё хватит сил и мужества добраться до фактории Форт О’Год и рассказать фактору об этом ударе – о том, как два года назад Жак Лебо ударил её по груди, когда она кормила своего первенца; у неё тогда пропало молоко, и малютка захирел и умер. Да, она расскажет об этом, когда найдёт безопасное убежище для себя и для дочки, а в этих краях только фактор в Форте О’Год в сотне миль от их хижины имел достаточно власти, чтобы оградить её от мести мужа.