Бритва Оккама в СССР

– Вы мне девчат моих напоминаете, Яся. Сразу двух! Только им шесть и три года, а вам…

– А мне – скоро будет семнадцать!

– Ага… А штаны с карманами у меня в рюкзаке. Мы с Габышевым «Урал» под дождём толкали, так они совсем промокли. Вот он мне и одолжил эти – на лямках.

– А… А Габышев – это который японец? – она поправила сумку и заглянула внутрь. – Из Комарович? Я его знаю! Смешной дядька, с нашим французом дружит. И с физиком, вроде бы, тоже. У них клуб по интересам, хи-хи! Общее увлечение.

Кажется, там, в её большой сумке, оставалось ещё несколько газет и писем.

Эта девчоночка была персонажем прелюбопытным, и наговорила уже столько, что переваривать можно было не один час! Но спросил я всего две вещи:

– А почему это он японец? Мне показалось – якут. И что за такое хобби у них общее?

– Может и якут, – легко согласилась Яся. – Игорь Палыч говорит, что они – сомелье, и, мол, это – одна из древнейших профессий! А моя баушка говорит, что они старые пьющие бобыли!

Древнейшей называли несколько другую профессию, но лезть со своими уточнениями я не стал. Дождался пояснения про японца:

– Габышев этот после заседания клуба по интересам на мотоцикле в Комаровичи свои едет и песни про самураев орёт. Ну, вот эту вот… «В эту ночь решили самураи перейти-и-и грани-и-ицу у реки!» – чисто пропела она.

Опять чёртовы самураи! Да что с ними не так? Или это – знаки? Бывают вообще такие совпадения? Сначала Герилович про самураев трепался, теперь вот – опять…

– Ну ладно, товарищ Белозор! Мне надо ещё почту развезти, пока совсем не стемнело! – она оседлала велосипед и вдруг хлопнула себя по лбу: – Ой-ей! А я ж и спросить забыла: вы в наши края какими судьбами? Вы вообще куда идёте-то?

– Я-то? Я в Талицу иду, к Гумару-сташему.

– О! Так это вам на улицу Северную, она вдоль старика идёт, там тополя великанские, их издалека видать, не заблудитесь. Ну, увидимся! Наверное… Хотя, может, тётя Тоня уже завтра выйдет, и тогда я буду сидеть и учить экзамены… Ну, я поехала!

Она и рукой успела махнуть, и отъехать метров на пятнадцать, когда меня вдруг как током ударило: не бывает таких страшных совпадений! Я просто обязан, обязан всё проверить!

– Яс-я-а-а! Стойте, стойте, пожалуйста! Есть один дурацкий вопрос… А может даже два.

– Да? – она остановилась и обернулась встревожено.

– Скажите, Яся… А эта ваша тётя Тоня – она же почтальон? Она случайно не пенсию сегодня развозила?

– Ой-ёй! – сказала девочка-девушка и испуганно прижала ладонь ко рту. – А откуда вы знаете? А! Сумка, точно. Я сама сказала. А про пенсию – откуда?

– Кур-р-рва, – вырвалось у меня, и я тоже прижал ладонь ко рту инстинктивно. Ругаться при юных мадмуазелях – моветон! А потом спросил: – Почему тогда вы её тётей зовёте, она же лет на семь или восемь старше вас, да?

– О-о-ой! Товарищ Белозор, вы чего меня пугаете? Вы откуда всё это знаете? Я её тётей зову, потому что она моя родная тётя, мамина сестра, просто младше её на пятнадцать лет. А что такое? Что-то с ней случилось?

– Яся, а участкового вашего мне как найти?..

Вечер явно переставал быть томным.

* * *

Передо мной стоял майор Соломин, в руках у Соломина был стакан с чаем и сахарный кренделёк, а на лице – первобытный ужас. Его невероятно квадратные глаза смотрели неверяще:

– Нет! – сказал он. – Не-не-не-не. Только не это. Бога ради, Вова, скажи, что мне кажется, что у меня зрительные галлюцинации и никакого огромного небритого мужика в штанах на лямках в дверях не стоит.

– Тащ майор, он тут, – молоденький милиционер, по всей видимости – талицкий участковый, непонимающе смотрел сначала на старшего коллегу, потом – на меня. – Не бывает коллективных галлюцинаций. А кто это?

– Это б-б-л… Белозор это! Герман наш Викторович! – Соломин сначала поставил на стол стакан с чаем, потом с сожалением глянул на сахарный крендель и с некоторой злостью – на меня. – Слушай, только не говори, что так совпало, ладно? Гера, я тебя тысячу лет, кажется, знаю… Давай – по делу, а? Ты здесь по тому же поводу, что и я? Хотя нет, на хрен! Я здесь, потому что свалил из Дубровицы этой вашей ненормальной, куда потише! Я, может, личную жизнь решил наладить! А тут – сначала эти вешаются один за другим, потом – тётка эта пропала…

– Никакая она не тётка, – сказал я и скинул с плеча рюкзак. – Девушка. Двадцать шесть или двадцать семь лет.

Встретить тут моего персонального «няня в погонах» из первых дней попаданства в советскую Дубровицу было, конечно, большой неожиданностью, но это событие как-то померкло на фоне окружающей мрачной действительности. Новость о том, что «эти» уже покончили с собой, резанула по сердцу. Но почтальонша-то… Она-то ещё ведь могла быть жива!

– Она в подвале дома лежит, вместе со своим велосипедом. Наверное, ещё живая. Её избили и ограбили, и теперь пенсию, которую она до бабулек не довезла, пропивают… Алкаши, бичи, асоциальные элементы, – сказал я. – У одного кличка такая дурацкая – лошадиная, точнее сказать не смогу.