И, конечно, в этот самый момент с какого-то просёлка на трассу вырулил, весело пофыркивая мотором, трактор небесно-голубого цвета и неизвестной мне модели.
– Эй, болезные! Вас подцепить? – высунулся из кабины усатый, загорелый и голубоглазый полешук неопределённого возраста.
– Подцепи уж, будь любезен! Встряли мы тут как… Как немцы под Москвой! – развёл руками Габышев.
– Но в кабине у меня места нет! А вы насквозь мокрые… Простудитесь на ветру-то! Хотите – дам одеяло? Но у меня одно! – тракторист попался заботливый.
– У меня сменка есть! – сказал я. – Если минуту подождёте – я быстро переоденусь.
– А мне давайте одеяло! – стуча зубами, проговорил Габышев.
Так мы и ехали – со скоростью примерно сорок километров в час, подцепленные за трос к трактору. Картина была фантасмагорическая: Габышев – за рулём мотоцикла, в зелёно-белом клетчатом одеяле и мотоциклетном шлеме, и я – в трусах-боксёрах и клетчатой же, но красно-чёрной рубашке на голое тело, потому как все остальные вещи были совсем мокрые. Хорошо хоть рукопись «нетленки» в герметичный футляр догадался заранее положить… А за нами на ветру развевались штаны и майки – в тщетной надежде хоть немного просохнуть по пути до Комарович.
Спустя километров десять «Урал» вдруг зачихал, задёргался и завёлся.
– Кур-р-рва мать! – совсем не по-якутски выругался Габышев. – У-у-у-у, железный засранец! Может, и успею овечкам корма задать!
Проблема была в том, что трактористу было наплевать на состояние «Урала». Он пёр себе и пёр на крейсерской скорости, кажется, даже не оборачиваясь. А мы болтались за ним, как собачонка на поводке и пытались орать осипшими голосами и размахивать руками – но у Габышева семафорить получалось хреново из-за одеяла, а у меня – из-за неудобного положения в коляске.
Остановился тракторист, когда ему приспичило по нужде – примерно через час.
– Ты пабач яка трясца! – сказал он. – А я что-то и запамятовал, хлопцы… Думаю – дзе моё одеяло? Неяк нядобра вышло… Хоть не проехали-то? Вы вообще куда едете?
Мы беспомощно уставились друг на друга: добросердечный тракторист, оказывается, просто забыл о нашем существовании!
– В Комаровичи! – сказал Габышев совершенно севшим голосом. – Большое вам спасибо за одеяло!
– Да оно не за что, хлопцы! – растерянно переминался с ноги на ногу тракторист.
Его можно понять: вроде и помог, а вроде и шляпа какая-то получилась. Неловко попрощавшись с добросердечным и забывчивым мужиком, мы взгромоздились на мотоцикл. Габышев напялил на себя сырой реглан, нахлобучил шлем на голову, заставил меня сделать то же самое и сказал:
– Ко мне всё-таки заедем. Я тебе хоть штаны сухие дам, а то как ты в свою Талицу попрёшься-то?
Пережитые вместе тяготы и невзгоды – они сближают. Это совершенно точно известно.
– Я ещё носки у тебя куплю. Из овечьей шерсти, – кивнул я. – Я и штаны купить могу, если что…
– Купи мне теперь лучше новую поясницу, если ты такой платёжеспособный! – мрачно усмехнулся Габышев и завёл мотоцикл.
Тракторист посигналил нам вслед.
Добрались мы к жилью мотоциклиста-овцевода часам к пяти вечера. Овечки мекали и бекали со страшной силой, и было их в загоне великое множество! Так что, не снимая реглана, якутско-полесский кооператор кинулся задавать им корма, сказав только:
– Ключ за косяком сверху, чайник поставь! – и тут же взялся размахивать вилами.
Почему он не выпустил овец на выпас – сие было для меня великой тайной. И почему его товарищи из кооператива плечо не подставили? Что это за кооператив такой?
Уже потом, напившись чаю и получив в своё пользование прочные серые штаны на лямках, я не выдержал и предложил:
– Давай я про тебя и про твоих овечек статью напишу, а? Ну, в рамках общего курса на Модернизацию! Заеду на днях из Талицы. Не дальний свет всё-таки!
– Какую статью? – удивился Габышев.
– Газетную! Я в газете работаю. Журналистом.
– А почему бы и нет? – было видно, что ему приятно. – Вообще-то для Беларуси овцеводство – традиционная отрасль! Я много чего рассказать могу… Заодно штаны вернёшь!
– Верну! – сказал я. – Куда я денусь.
И засобирался в дорогу.
Глава 3, в которой кое-что совпадает
В общем и целом – мне повезло. До Талицы оставалось километров семь, солнце только-только начинало клониться к закату… Обожаю май! Даже после восьми часов вечера в наших широтах остаётся ещё куча светлого времени суток! Семь километров – это часа полтора ходу, так что если и не у старого Гумара, то где-нибудь в горпоселковой гостинице я крышу над головой найду. Это, в целом, окрыляло.
Да и доехал я с комфортом: на прицепе с сеном. Куда и зачем тянул стожок старенький МТЗ – мне знать не положено. Но сено было сухое, прошлогоднее, а не с первого укоса, и это было прекрасно. Влажная брезентуха обеспечила мне относительно приятное сидяче-лежачее место, тушёнка и полбатона из рюкзака помогли найти внутреннее умиротворение, а банка с ванилином, который промок и напоминал теперь кашицу, позволяла держать проклятых мошек на почтительном расстоянии.